Рахиль Гуревич - Два трюфеля. Школьные хроники

– Ребята! Садитесь же скорее! – ругается Елена Вячеславовна.

– А мы не хотим скорее садиться – мы хотим медленнее! – хихикает Слава.

– Словарёв! Ещё одно слово, и я выгоню тебя за дверь, – пригрозила Елена Вячеславовна и обратилась к ребятам:– Ребята! Сегодня мы рисуем сказочные цветы. Придумайте и нарисуйте необыкновенные цветы. Или совсем обыкновенные рисуйте, если необыкновенные придумать не сможете. Напоминаю: не забывайте о фоне. Чтобы цветы не в безвоздушном пространстве висели, а где-нибудь поближе к стратосфере, в какой-нибудь среде обитания.

– Среде питания, – захихикал Слава.

И все ребята захихикали, зашумели:

– В среде питания. В питания среде.

– Словарёв! Последнее предупреждение!

Слава испуганно забурлил водой в баночке: кисточкой устроил в стаканчике-непроливайке целую бурю… Славе представилась, что у Елены Вячеславовны почему-то вырос русалочий хвост, а потом она вообще превратилась в акулу. Хвост – русалочий, тело – акулье. Акула Елена Вячеславовна плавала в море, и держала в хищной пасти сказочные хищные цветы. Цветы высовывали ядовитые языки, цветы своими острыми шипами кололи морских коньков. Один цветок был похож на Славу – случайно так получилось.

– Кто нарисовал, кто закончил, собираемся – сказала в конце урока Елена Вячеславовна. – Выливаем воду, протираем клеёнки.

– Выпиваем воду, прорезаем клеёнки, – захихикал Слава.

И ребята снова захихикали. Некоторые – растяпы разные, недотёпы – действительно подумали: «А не хлебнуть ли нам воды из баночек? Попробовать же можно воду чуть-чуть? Она по цвету как пепси-кола, может, и на вкус тоже?» Вова Балдин именно так и подумал, и уже собрался хлебнуть, поднёс баночку ко рту. Но Елена Вячеславовна как закричит:

– Балдин! Прекрати сейчас же! Словарёв– вон, за дверь!

– Надо говорить: «Вон из класса», – спокойно ответил Слава и, не спеша, удалился.

Эх-эх, ой-ой: такой уж у Славы день выдался, «острый на язычок» день, остроотвечающий. Слава прогуливался по коридору еле-еле– так катится по спортзалу сдутый никому ненужный гандбольный мяч. Слава конечно же жалел, что он так хихикал и передразнивал учительницу. Прозвенел звонок. Слава вернулся в класс. Ребята столпились возле парты и обсуждали его работу:

– Это дельфин!

– Какой же это дельфин? Это кит! Словарь, это же кит у тебя?

– Да какой кит? – возмутился Слава. – Это акула!

– А где же волшебные цветы? – спросила Елена Вячеславовна. Елена Вячеславовна подошла к парте с журналом наготове.

– Как это где? Вот у акулы в зубах сказочные цветы!– обиделся Слава. – Цветы сейчас морских коньков проглотят! Хам! А потом уже акула проглотит цветы. Хам!

И все ребята за Славой повторили:

– Хам!

– А морские коньки потом спасутся, – добавил Слава.

И все ребята сказали:

– Всё понятно. Мы теперь поняли. Акула спасёт морских коньков от цветов-хищников.

И даже Вован Балдин всё в картине Славы понял и вместо «бу!» утвердительно сказал:

– Буль.

Елена Вячеславовна отшатнулась испуганно и тоже сказала:

– Значит – буль? – и влепила Славе две «двойки»: за поведение и за нераскрытую тему. Хорошо ещё, что Елена Вячеславовна Славе в дневник только одну двойку поставила – забыла вторую написать, устала Елена Вячеславовна, притомилась.

Слава от злости хотел порезать клеёнку, жаль ножниц ни у кого не нашлось – урок «технологии» ведь по четвергам.

– Хам! Буль! Буль! Хам!– хищно повторял и повторял Слава, чтобы не расплакаться и стал собирать рюкзак. В кармане рюкзака промелькнул блокнотик, но Слава не стал в блокнотик двойки записывать, не стал делать пометки на страничке «рисование», Слава и так об этих двойках не забудет. Буль. Хам.

Рисунок Риты Гарнык

На фото – рыбы

ползают по дну

И я хочу слепить их,

Хоть одну

И вот, придя на лепку

Рассказал о том

И глины красной взял

огромный ком

И начал рыбу-камбалу лепить

Не нравится! Не лепится! Так плохо…

Подумал, что совсем я неумёха

И эту рыбу камбалу решил прибить.

Но уничтожил я ком глины,

А мечта осталась,

Промучился до следующего дня

Нет камбалы, нет моря, в сердце-тина…

Не отступай художник, начинай с нуля!

Я убедил себя: слепить вполне возможно,

Важна идея, нужен идеал,

И наконец идёт работа в обжиг,

Осталось расписать и – все дела!

Вот выставка,

И рыба-камбала в витрине

И надпись: "Автор – Лёша Речкин, девять лет"…

Как у меня такое чудо получилось?

Не знаю. Не могу вам дать ответ.

Учителя физкультуры Алексея Альбертовича замучили не дети, а их родители.

Вот приносит мама Данилы справку об освобождении на целый год и говорит загробным голосом:

– У нас гайморит.

– И что? Ну, гайморит, – пожимает плечами Алексей Альбертович.—Что ж теперь: весь год физкультурой не заниматься?

– У нас ещё отит! – добавляет мама Данилы похоронным голосом.

Алексей Альбертович пристально посмотрел на родительницу и сказал:

– У меня тоже был в детстве отит. Как видите – жив-здоров, физкультура помогла.

– У нас ещё гланды, – и по щеке мамы Данилы скатилась скупая материнская слеза.

– А у меня – нервы! – заорал Алексей Альбертович.

Чем холоднее становилось на улице, чем морознее, тем чаще родители приходили в спортзал и жаловались, какие их дети нездоровые, хлипкие и слабые, как им нельзя будет в скором времени на лыжах кататься.

И Алексей Альбертович дошёл до ручки.На последнем перед Новым Годом уроке Алексей Альбертович объявил:

– Ребята! Девочки и мальчики! Я посетил врача, невропатолога.

– И я была у невропатолога, – сказала Лада Любушкина. – На диспансеризации. Он молоточкам по ногам стукал.

– Разговорчики в строю! Не стукал, а проверял рефлексы. Так вот. Я врачу пожаловался на ваших родителей.

– Зачем? – удивилась Лада. – Жаловаться нехорошо.

Алексей Альбертович побагровел и тихим страшным голосом ответил:

– Потому что мне ваши родители надоели!

– Ой-ой! А нам надоели строгие учителя, – мило улыбнулась Лада.

Алексей Альбертович промолчал. Кому другому – Петраковой или Зачиняеву – физрук сразу бы двойку влепил, ни секунды не задумываясь. Но тут Алексей Альбертович решил не торопиться, дождаться конца урока.

– Так, Владик, разговорчики!

– Я не Владик, я – Владислава, – обиделась Лада. – Я девочка, а не мальчик.

– И я не мальчик, а учитель. Со мной нельзя так разговаривать! Тоже мне, поколение свободы, взяли моду! А сами—хилые, хлипкие, желе какое-то, а не дети.