Николай Хайтов - Приключения в лесу. Избранное

— Но Зверолов может выболтать…

— Сначала он попробует удрать, а твоя стража настигнет его и рассечёт на сто частей.

— О-о боже! Что за голова! Дай я потрогаю тебя, посланец неба! — попросил Калота. — Хочу увериться, что ты не привидение.

— Изволь, трогай, — наклонился к боярину Прорицатель. — Только к волосам не прикасайся, потому что они не мои.

— А твои где же?

— Спалили, когда я был ещё молодым прорицателем, неопытным. Предсказал лёгкий дождик, а на самом деле повалил град и побил все посевы. И обидчики мои — те же самые люди, которые теперь возводят хулу на тебя, твоя милость. Они ни тебе не верят, ни мне. Говорят, будто я не умею предсказывать, будто неведомы мне земные и небесные тайны…

— Ну, дальше уж некуда! — негодующе воскликнул Калота. — Сами не знают, чего хотят…

— Нет, это они хорошо знают… — сокрушённо покачал головой Главный Прорицатель. — Они хотят, чтобы не было ни крепости, ни боярина, который забирает у них треть их добра, ни Главного Прорицателя, который отбирает вторую треть. Вот чего они хотят. Но этого не будет. Клянусь небом, не бу-дет!

— Я тоже клянусь! — воскликнул боярин. — Ступай, посланец неба, сыщи Зверолова и обо всём с ним условься. Вот тебе мой боярский перстень, покажешь ему, если он усомнится в том, что слова, которые ты ему скажешь, — мои слова, что твоё повеление — это моё повеление. И ещё скажи ему, что я назначу его капитаном моих стрелков, если он докажет свою преданность нашему святому делу.

— Слушаюсь! — ответил Прорицатель и направился к двери.

Но боярин остановил его:

— Погоди! А дракон как же?

— Прежде разобьём врагов, а дракон нам не страшен. Через крепостные стены ему не перебраться. Он ведь не летающий змей, так что тревожиться не о чем.

— Прекрасно! Ступай! — Калота махнул рукой, и Прорицатель скрылся за потайной дверью.

Довольный таким оборотом дела, боярин направился в свою опочивальню. За окном одна за другой гасли звёзды. Занималась заря…

Не сомкнули глаз крестьяне, имевшие дочерей, потому что никто не знал, кому из девушек предстоит на рассвете стать жертвой дракона. Не сомкнули глаз и те парни, у кого были невесты; ни на миг не уснули братья, тревожившиеся за участь сестёр, и ещё много-много других людей.

Самые смелые собрались в хижине деда Панакуди, чтобы обсудить, как и что делать дальше. Были тут Козёл, Двухбородый, молодой дровосек с рассечённым лбом, два-три пастуха, углежог из Дальних Выселок со своим семнадцатилетним сыном, которого звали Сабота.

— Я считаю, надо тайком увести всех девушек в лес, — сказал Козёл.

— А я, — шёпотом произнёс Панакуди, — советую сначала положить в рот два ореха и уж тогда говорить. Сквозь стены всё слышно, а у соглядатаев боярских ушки на макушке. Когда во рту орехи, не разобрать, кто говорит и что говорит.

Все кивнули — мол, твоя правда.

— Да здравствует боярин Калота, его свита и боярский совет! Да пошлёт им небо здоровья и всяческого благополучия! — громко выкрикнул старик, потом взял два ореха и уже гораздо тише произнёс: — А шейчаш дауайте го-воуить пуавду!

— Всё равно разобрать можно, дедушка! — неожиданно подал голос Сабота, сын углежога. — Лучше по-другому!

— Это как же? — удивлённо посмотрел на юношу старый Панакуди.

— Перед каждым слогом говорить «ПУ». Вот так: ПУ-а Пу-сей-Пу-час Пу-да-Пу-вай-ПУ-те Пу-го-Пу-во-ПУ-рить ПУ-пра-ПУ-вду!

— Шмотьи ты, что пьидумал мальчишка! Здоуоуо, хитуо! — обрадовался Панакуди и выплюнул орехи. — Сто шестьдесят лет живу на свете и до такого не додумался! Ай да малый! Кабы я раньше про то знал, не стал бы орехи всю жизнь во рту держать, все зубы остались бы целы, а то — видали? — трёх зубов не хватает! — Старик раскрыл рот, и все увидели, что у него действительно нет трёх зубов.

— ПУ-до-ПУ-лой ПУ-бо-ПУ-яри-ПУ-на ПУ-ка-ПУ-ло-ПУ-ту! — выкрикнул Козёл.

— ПУ-до-ПУ-лой! — согласился Панакуди. — Но давайте поговорим о деле, а то ПУ-вре-ПУ-мя ПУ-не ПУ-ждёт!

И дальше пошёл такой разговор (разумеется, никто не забывал ставить перед каждым слогом «ПУ»):

— Давайте тайком уведём девушек в дальний лес и спрячем там в пещерах, — повторил Козёл.

— А что толку? Стражники Калоты похватают мужчин и выведают, куда спрятали девушек, — возразил Панакуди.

— Из нас всех только один человек будет знать, где они, — настаивал на своём Козёл.

Но остальные растолковали ему, что девушек — а их было не меньше ста — спрятать мало, нужно ещё и кормить. А попробуй прокорми сто человек — разве скроешь это от боярских глаз?

— Давайте лучше разведаем, кого из девушек собираются отдать дракону, её одну тогда и спрячем, — предложил Панакуди.

Двухбородого (он считался приятелем Варадина, потому что ходил вместе с ним в горы собирать целебные травы) послали подстеречь, когда тот выйдет из крепости, и с глазу на глаз вызнать, кого из девушек хотят отдать дракону.

Двухбородый тут же отправился исполнять поручение, остальные продолжали разговор.

— Во всём виноват боярин! — неожиданно подал голос сын углежога. — Взять бы да отправить его на тот свет!

Все оторопело уставились на юношу, а отец выбранил его:

— Дурень! Молокосос безусый, а туда же — в мужской разговор лезет! Как влеплю сейчас затрещину за дурацкие твои слова!..

— Воля твоя, батюшка, бей, только дозволь ещё спросить, — сказал Сабота.

— Это о чём же? — досадливо сдвинул брови углежог.

— Хочу я спросить у дедушки Панакуди, чем думают мужчины в нашем селении — усами или мозгами?

— Молчать! — замахнулся отец на Саботу.

Но Панакуди остановил его:

— Не обижай юношу! — И обернулся к Саботе: — Прав ты, сынок, в нашем селении мужчины и впрямь не мозгами думают, а усами. Кабы мозгами — так не разделились бы на три дружины, не шли бы на дракона поврозь, Гаки не завёл бы лучших наших пастухов в пещеру, а Зверолов не вздумал бы ошпаривать дракона кипятком. Ничего этого не было бы! — Старик так разгорячился, что забыл об осторожности: не прибавлял «ПУ» к каждому слогу.

— ПУ-ти-ПУ-хо! — напомнил ему Козёл.

— Никаких ПУ-ти-ПУ-хо! Ты мне рта не затыкай! — разошёлся Панакуди. — Пускай делают со мной что хотят, хоть вешают, хоть псам кидают, мне всё равно, и так уже одной ногой в могиле стою!

Старик вынул кисет, набил трубку, стал высекать огонь, но от волнения, вместо того чтобы бить огнивом по кремню, ударял кремнём по огниву, не переставая возмущённо ворчать:

— Какое там! Не то что усами — наши мужики верёвками думают, которыми у них царвули подвязаны!

— Чем бы ни думали, — заговорил молодой дровосек с рассечённым лбом, — сражаться с драконом дело трудное.

— А можно было не сражаться. Можно было… ну, например, сжечь его! — не мог успокоиться дед Панакуди. — Завалить вход в пещеру дровами, хворостом и поджечь!