Георгий Бореев - Книга стихов «Орфей»

Друг друга не узнав, стоят
У лужи клен с березой
И в тонкий лед ее глядят –
Седые от мороза.
Им отражают зеркала
Растрескавшейся лужи
Конец осеннего тепла,
Начало зимней стужи.
А завтра первый снег пойдет,
И ветер утром рано
Последний лист перелистнет
Их вечного романа…

Я мучился и наслаждался
Сомненьями, что движут мир,
Во мне ночами пробуждался
Волшебник, сказочник, факир!
Толкались ангелы и черти,
И я тащил из них ответ
На таинство и жадность смерти,
И на рождения секрет.
Добро и зло сливались странно
В единый милосердный Дух:
Он поднимал из Леты страны, -
Я превращался в глаз и слух…
Ах, притчи ангела и черта! –
Я только убеждался вновь,
Что не щадит живых и мертвых
Людская
Лютая
Любовь!
И вот – рисунки, вот – тетрадки:
Кому, зачем писал в них я?..
Загадка – жизнь, а смерть – разгадка
На все вопросы бытия…
Летите, годы, как мгновенья,
Прекрасные лишь потому,
Что вы не вечны, вы движенье,
Вы – неподвластные уму…

Так не бывает, чтоб любить,
И мудрым быть одновременно.
Сейчас тебя я буду бить –
Ты влюбишься в меня мгновенно!
Тебя отшлепаю ремнем,
Потом подушкой и ладошкой
По мягким частям, а потом
По твердым частям и по ножкам.
Начну тревогу бить – кричи!
А коль не станешь ты влюбленной -
Я придушу тебя в ночи,
Как мавр ревнивый
Дездемону…
И вот когда уже вовсю
Ты втюришься в меня по брови,
Я встану и скажу: «Мерсю,
Пора домой – не до любовей!»

От камешка – крУгом вода:
Колышется сказкою древней
Лягушачья кожа пруда,
Русалочье тело царевны.
Я глажу рукою тот круг,
Спасательный круг мой непрочный,
И круг превращается вдруг –
В порочный…
В зеркальный гляжу водоем:
Качаются в змиевом зелье
Русалки мои – за столом
И встречи за круглой постелью…

Одна блондинка сочиняла басни,
Вдруг над баснийкой лампочки погасли.
На табурет взобравшись с возмущеньем,
Она рукой взялась за освещенье.
Тут как шарахнет свет по табуретке -
Блондинка пала, мигом став брюнеткой…
Пришли монтеры, поняли, косые:
Что женщина, когда лежит – красивее…

Пронзительные запахи
Перебродившей осени, -
А ветер юго-западный
Идет упрямым осликом.
Деревья смотрят совами,
Деревня смотрит кошками,
Как шерсть Луны песцовая
Бросается под ножки нам.
Иа, иа, – аукают
Стволы дерев под ласками.
И я, и я баюкаю
Тебя рукой и сказками.
Тропинка машет хвостиком,
Прядет ушами с просинью.
Мы едем в ночь на ослике,
Как две упрямых Осени…

– Вы не хотите стать донором? – спросил студент.
– Ой, касатик, не хочу! – замахала руками процентщица.
– А придется, – улыбнулся Раскольников.

Старушка сердцем покорилась:
Ее сковал могучий взор...
Не зря процентщице приснилось:
Риск ипотеки, крах, топор...

Студент вел правою рукою
Над Дуней пассы к голове,
Взор, отуманенный тоскою,
Он замешал на колдовстве:

«Я вижу, вы и не гадали -
Я вам открою Третий глаз! -
Чтоб, Дуня, вы не испытали,
Валютный кризис в трудный час.

Среди сердечного волненья
Нет сил, нет власти, нет терпенья!
Я здесь – решай, любовь моя...»
– «О, сердцеед, я вся – твоя!»

О, любимый мой враг, мой красивый,
Извини, я забыл, – все дела, –
Притвориться большим и счастливым
Для того, чтоб ты лопнул со зла.
О, мой преданный недруг, ты мрачен,
В своем горе меня обвиня.
Но поверь, что твоя неудача
Не обрадует нынче меня…

Было время для гаремов,
Слушал от красавиц
Панегирики на тему:
«Как ты мог! Мерза-а-авец!»
А теперь от юных фурий
Слушаю – как фугу:
«Ведь не смог, бесстыдник, шулер -
Обманул подругу!..»

И пусть гадалка снова врет
Мне про удачу и невесту:
Коль знаешь правду наперед,
То жить со-овсем неинтересно!
Ведь правда пострашнее тьмы!
И даже ангелы и черти
Живут надеждой, как и мы,
В неправду веруя до смерти…

Разбужу в себе воображение,
Раззужу ребро, дам имя – Ева.
Вдох у Евы – это вдохновение,
Выдох – это поцелуи девы.
В две груди, тугие и тяжелые,
Наливай же молоко, красавица,
И соски, горчащие, как желуди,
Приготовь для гостя, чтоб понравиться.
Ты надень ночнушку вместо платьица,
Позвони и снова позови меня.
Я приеду – будут свечи плавиться,
И плясать бокалы, о любви звеня…

Осень. Соло инея
У берез на пальчиках.
Роща соловьиная
Не поет без мальчика.
Осенью от холода
Клены – в красных варежках,
И осины – холосты,
И березы – в валенках.
На руке у Осени
Задремало солнышко.
Солончак – на простыни.
Чай и сладкий – солон чай…
Верба светит вечностью -
Вазою из воздуха,
Но смотреть скворечник мой
Не приходит звездочка.

Два месяца гналась за тигром
Бригада ловчих и стрельцов.
Все тигры очень любят игры:
Зверь шел по следу удальцов.
Сжигая уши, словно свечи,
Тигр крался прямо на курки,
И нюхал мысли человечьи,
Прищурив томные зрачки…
Два месяца пальбы и крика.
В горах стрелков накрыл обвал…
А тигр, он не рычал – мурлыкал,
Когда клыки разъединял.

Зафиксируйте Лето фиксажем:
Тополей строят в полк и – на юг.
Свисни их: «Возвращайтесь!» –
фиг с сажей!
Осень плачет – стреляет, как лук.
Нет на Лето сегодня запрета.
Это в генах – стрелять в тополя…
Натянули на танк шкуру Лета,
Как улыбку шута из кремля.
На дворе не трава –
кровь да драка.
Снова Осень картавит слова:
Ехал грека здороваться с раком,
На дворе – отобрали права…
Две березы стоят в самогоне,
Хлопнут чарку – и нюхают стог…
Эта Осень меня не догонит,
Не утопит меня между ног.
Косит ясень в моей раздевалке,
От повестки призыва – в огне.
Нарезная заряжена палка
Соловьями – висит на стене.
Я зарею еще не засвечен,
Не проявлен до зимних соплей -
Я засыпан листвою по плечи
С бритых, Осень, тобой
Тополей…

По утрам, зарывшись в одеяло,
Я глядел на чудо за стеной:
Как на кухне мама выпекала
Нам на завтрак в печке Шар Земной.
Из мукИ и мУки очень странно,
По веленью маминой руки,
Получались в Шаре океаны,
Поднимались вверх материки.
Я глядел, – и ойкало сердечко, –
Домовой залазил до зари,
Чмокая губами, в нашу печку,
Выдувать под тестом пузыри.
И крутилась мамочка, и пела,
С ней крутились все материки,
А на полюсах, еще не белых,
Таяли, как масло, ледники.
На румяной корочке Сибири
Прорезался трещинкой Байкал,
Запах хлеба в сотворенном мире
С Гималаев на меня стекал.
Улетала мама, как на крыльях,
На работу от своей Земли.
Мы планету с братьями делили —
Поделить без драки не могли...