Георгий Граубин - Избранное

Лечу,

Хотя бы одну

Отыскали свечу!

Свеча встрепенулась.

По доскам стуча,

К ногам продавца

Подкатилась свеча.

И вот опустилась

На дно рюкзака,

Чтоб завтра, с рассветом,

Лететь в облака.

Подружки в глаза

Не видали воды.

Скучали на полках,

От пыли седы.

А там, за хребтами,

В чащобе лесной,

Пять суток шёл дождь

Проливной,

Навесной.

И свечке

Там некогда было скучать -

Должна была свечка

Людей выручать:

В кисель превратились

За несколько дней

Тугие пакеты

Сухих батарей.

Геологи -

Так их,

Таёжников,

Звали -

На новенькой карте

Значки рисовали:

Тут горы,

Тут скалы,

Здесь падь,

Здесь родник.

Тут будет посёлок,

Тут — новый рудник!

Свеча

Под унылую песню

Дождя

Пылала в палатке,

Себя не щадя.

И люди просили:

— Подольше свети -

Нам надо на карту

Завод нанести!

Но вот нарисован

Последний значок.

И сник,

Трепыхнув,

Золотой язычок.

Погас, чтоб потом,

Через несколько лет,

Пришёл в эту глушь

Электрический свет…

Сгорела свеча.

А могла не сгореть.

Могла,

Как подруги,

Тихонечко тлеть,

Пылиться в чулане,

С мышами дружить…

Но только не стоит

Для этого жить!

Вы посмотрите, как она

Легка, воздушна.

Как по мелодии плывёт,

Смычку послушна.

Как осторожны и легки

Её движенья.

Она идёт, летит, плывёт

Без напряженья!

Когда закончится балет,

Заметит кто-то,

Что это отдых у неё,

А не работа.

А вот была б она швея

Или ткачиха,

Тогда б узнала, что к чему,

Хлебнула лиха.

Откуда зритель может знать,

Что балерина

Лишь перед ним быстра, легка

И так картинна.

Что напряжённей и трудней

Её работа,

Чем у шахтёра, чабана

И у пилота.

Все репетиции её

И упражненья -

До исступленья, но ещё

Не выступленье.

А вот на сцене у неё -

Самосожженье.

Уходят все, она сидит

В изнеможенье!

Она сидит, себя клянёт,

Вздыхая тихо,

Что не доярка, не швея

И не ткачиха.

Сидела в зале бы она,

Рукоплескала

И балерину отдыхать

Не отпускала…

Птицы-вороны живут

По триста лет,

Словно выдан им

В бессмертие

Билет.

И галдят они, бывает,

И кричат.

Но о самом главном

Каменно молчат.

Вот уселся старый ворон

На амбар.

Ничего сказать не может,

Кроме "Кар-р!"

А ведь столько видел

Ворон на веку,

Что не снилось

Никакому старику.

Может быть,

Над Лобным местом

Он кружил,

Когда Разин свою голову

Сложил.

Очень может быть,

Что видел

С каланчи,

Как казнили Пугачёва

Палачи.

Шведский говор под Полтавой

Слышал он.

Видел, как в Россию шёл

Наполеон.

И падение Москвы,

И тот пожар

Видел сверху

И кричал ворчливо:

"Кар-р!"

Ворон-ворон,

Ты — история сама.

Почему тебе не дадено

Ума?

Ну-ка вспомни,

Ну-ка, ворон, расскажи,

Как мой прадед

Умирал возле межи.

Расскажи, как шёл на каторгу

Мой дед

И над ним сошёлся клином

Белый свет.

Расскажи, как бил фашистов

Мой отец.

Как в висок вошёл

Расплавленный свинец.

Глупый ворон -

Что со странной птицы

Взять? -

Ничего-то он не может

Рассказать.

Поклюёт зерно -

Садится на амбар

И заводит, как при Разине,

Кар-р, кар-р!

В центре города Квача

Возвышалась каланча.

Десять лет и две недели

В славном городе Кваче

День и ночь стоял пожарник

На пожарной каланче.

День и ночь смотрел пожарник

То на юг, то на восток -

Не поднимется ли к небу

Подозрительный дымок?

Не зажглись бы крыши дач,

Не сгорел бы город Квач!.

Десять лет и две недели

Не смыкал пожарник глаз,

Нёс он вахту боевую

В ранний час и в поздний час.

А вчера в дождливый полдень

В центре города Квача

Каланча оделась дымом

И сгорела, как свеча.

Был вчера в зоопарке

День открытых дверей.

И теперь в зоопарке

Нет ни птиц, ни зверей.

В липовой лодке

Плыли селёдки.

Бычки, осьминоги

На вёслах сидели.

Тунцы и миноги

В бинокли глядели.

Белуги рулили,

Мурены дремали.

Треска и хамса

Паруса поднимали.

Они бы в тот день

Океан переплыли,

Лежали на пляже,

Лимонную пили,

Да утром спросонья

Толстушка-горбуша

Кита увидала

И крикнула:

"Суша!"

Все кинулись к борту,

Накренили лодку

И в воду столкнули

Хамсу и селёдку.

И следом свалились

Бычки, осьминоги,

Мурены, горбуши,

Тунцы и миноги…

С тех пор океан

Бороздят пароходы

И цедят сетями

Солёные воды -

Всё ищут

Пропавшую

Без вести

Лодку,

Бычков,

Осьминогов

Хамсу

И селёдку.

Когда-то я держал волков,

Как держат кур -

В ограде.

Пятьсот четырнадцать голов

Насчитывалось в стаде!

Я их гонял пасти на луг,

На пашни, в огороды:

Пускай едят гусиный лук,

Овёс и корнеплоды.

В жару их прятал под навес,

В метель спасал в овраге:

Ведь если их отпустишь в лес,

Заблудятся, бедняги.

Махал косой, забыв про сон,

С рассвета до рассвета -

Пятьсот четырнадцать копён

Я ставил им за лето!

Я не волчарню, а дворец

Построил им в те годы,

Чтоб уберечь их от овец,

Спасти от непогоды.

Да вот не спас, не уберёг:

Однажды в час полночный

Овца явилась на порог,

Засов взломала прочный,

Передавила всех волков,

Со шкурами сжевала

И пятисот моих волков

Как будто не бывало!

Они в одном селе живут.

Их все лентяями зовут.

А между тем у них забот,

Как говорится, полон рот.

Один — всё лето, сев в ушат,

Пасёт в болоте лягушат.

Другой не покладая рук,

Растит полынь и дикий лук.

Уехал третий на покос:

Кормить травой задумал ос.

Четвёртый тоже не сидит:

Собаке посох мастерит.

Шестой запряг в арбу быка,

На свалку возит облака.

Седьмой костюм из дыма шьёт.

Восьмой в колодец воду льёт.

Девятый в ступе лёд толчёт.

Десятый уголья печёт.

Ушёл одиннадцатый в лес

Кроить берёзовый отрез.

А самый старший на печи

Сшивает дратвой кирпичи.

Лодырь яйца в город вёз

На ленивых лошадях.

По жаре тащился воз

Две недели. И когда

Он привёз их в магазин,

Яйца прямо на глазах

Разлетелись из корзин,

Разбежались кто куда!

Вчера я в гостях чаёвничал.

Сначала, конечно, скромничал,

Потом разошёлся вдруг:

Печеньичал и конфетничал,

Какавничал и кофейничал,

Вареньичал,