Виктор Астафьев - 13 черных кошек и другие истории

Синяк под глазом вздулся и стал совсем фиолетовым. Венька пробовал растирать его пятаком. Тер, тер и счеснул кожу у переносья.

— Был бы старинный полтинник! — сказал Пеца. — Он, знаешь, как синяки впитывает! Прикоснулся — и нету.

— Я тебе прикоснусь! Я тебе впитаюсь! — завизжал Венька, схватил Пекину боксерскую перчатку и швырнул ее через забор.

Пека сначала выпятил грудь, потом втянул голову в плечи и стал задом отступать, опасаясь пинка. Так; и пятился до самого забора, вскарабкался на него и снова выпятил грудь. Венька запустил в него палкой, и Пека нырнул в крапиву.

Дома Венька взглянул в зеркало. Правый глаз заплыл, только щелочка осталась. А ему через час в школе быть, короля играть в спектакле. С таким-то фонарем?!

Завтра он наставит Пеке тридцать восемь таких фонарей, под всеми глазами сразу. Узнает, как хвастаться боксерской перчаткой.

Вышел он с этой перчаткой на улицу и попросил:

— Дай стукну. В грудь.

— На, — сказал Венька.

Тот размахнулся, а Венька присел. И тут из глаза брызнули цветные горошины и расплылись кругами. Пека перепугался:

— Больно, да?

— Ни цапли, — ответил Венька, и собственный голос показался ему криком, эхом раскатился по голове, как в пустой бочке.

— На, меня нокаутируй, — упрашивал Пека. — Изо всех сил.

Зря ему Венька тоже не стукнул. Хлоп — и пятки кверху.

А за полчаса фонарь не растает. Венька попробовал его запудрить — весь измазался, будто по муке полз. А синяк только чуть-чуть посветлел, стал румяным, как молодая редиска.

Венька решил не ходить в школу. Пусть спектакль сорвется! Пусть земля расколется на три части! На восемь частей! Прямо под школой! И спектакль отменят! А Пеке он устроит перчатку в лоб!

На улице Пеки не было. Толстая тетя в переднике несла под мышками гусей. Они кивали головами. Один вдруг подмигнул Веньке, а другой загоготал. Венька вложил два пальца в рот и засвистел. Тетя подпрыгнула и чуть не выронила гусей.

А Венька побрел по улице в противоположную от школы сторону, вертел головой и не знал, что бы такое придумать.

На перекрестке милиционер полосатой палочкой дирижировал трамваями и машинами. Венька показал ему язык, милиционер погрозил ему пальцем.

Нет, не ему — рядом с Венькой стоял еще мальчишка и тоже дразнился.

Проходивший мимо дяденька в берете взял его за ухо, дернул вниз и вверх. Мальчишка сморщился, схватился за щеку, но не заревел. Венька догнал дяденьку, сунул ему за ворот гальку. Тот остановился, выпятил живот и растопырил руки, будто ему змею за воротник спустили.

Венька нырнул за угол, мальчишка — следом. Он все еще держался за щеку. У него был такой свирепый флюс, что один глаз тоже заплыл.

— У тебя какой глаз не видит? — сочувственно спросил Венька. — Вредный или веселый?

— Правый, — удивленно ответил мальчишка. — А тебе зачем?

— А затем, — ответил Венька. — У всех людей глаза устроены так: один — такой, другой — этакий. Одним посмотришь — весело станет, а другим посмотришь — противно.

— А если двумя?

— Тогда и то и другое сразу.

Тут Венька вспомнил о школе и сильно тряхнул головой, чтобы всякие мысли о ней вытряхнуть. И мысли вытряхнулись.

Мальчишка не то хихикнул, не то простонал. И снова сморщился. Противно, когда зубы болят. Да еще с флюсом. Веньке стало совсем жалко его. Щупленький он, как сверчонок. И зовут смешно — Абдулка. Потому что он татарин.

— А я знаю, где смех продают, — снова придумал Венька. — На пятак полкило. Хочешь, куплю?

Абдулка вытаращил один глаз, и рот у него вытянулся в улыбке в одну сторону.

— Честное слово! — Венька был в восторге от собственной выдумки. — Пошли!

Он затащил Абдулку в ближайший магазин. Там была очередь. Венька протолкался к прилавку и почти басом, вспотев от собственного нахальства, попросил:

— Полкило смеху. На пятак.

Продавщица не удивилась, взвесила и завернула в кулек что-то похожее на леденцы. Венька до того растерялся, что чуть не прихватил чужую сдачу.

Абдулка забыл про флюс. Он смотрел на Веньку как на директора школы, Падеж Петровича, — с ужасом и почтением.

А Венька представил, как директор будет сидеть на спектакле в заднем ряду и сверлить глазами его синяк… Ну и наплевать!

— Как проглотишь смешинку, — важно сказал он, — так внутри и защекотит. Смотри.

Он проглотил два леденца и захохотал. Поддельно.

— Наверное, не дошло, — виновато сказал Абдулка.

— Ну да, не сразу. Ты бери прямо горстью.

Тот положил на язык сразу четыре смешинки, проглотил. И вдруг хихикнул и показал на окно. В витрине были их отражения. В неровном стекле Венькина голова вытянулась наискось, а у Абдулки сплющилась.

Мальчишки стояли и хохотали. И все, кто были в магазине, смеялись.

Действовали смешинки!

У ног вертелась рыжая собачонка. Накормили ее смешинками, прямо из горсти. Она глотала их и крутила хвостом.

Собаки улыбаются хвостами. Если бы у Веньки был хвост, он бы тоже им замахал. И вообще хорошо, если бы у всех людей были хвосты: сразу видно, сердится человек или радуется. Вышел бы на сцену Падеж Петрович и помахал хвостом: понравился, мол, мне ваш спектакль…

— Давай милиционера угостим, — придумал Венька, — которого мы дразнили.

— Давай.

Они пошли через улицу. И собачонка за ними.

Милиционер от удивления палочку забыл опустить.

— Очень извиняемся и очень просим вас попробовать смеху, — храбро сказал Венька, протягивая кулек.

Милиционер нахмурился, подумал и сказал:

— Разве потому, что извиняетесь.

Он отсыпал смешинок и попробовал. И заулыбался.

— Вполне, я бы сказал, съедобно.

— Знаете что, — предложил Венька, — пойдемте к нам в школу на спектакль. Посмотрите, как я короля буду играть.

— Короля? С таким-то фонарем? — Абдулка подпрыгнул.

— А что, — сказал милиционер. — Еще ни в одном театре не было королей с фонарями.

— А у нас будет!

На углах сигналили машины. Шоферы высунулись из дверок. Милиционер спохватился, засмеялся и лихо откозырял им:

— Извините. Вынужден удалиться.

И все трое побежали в школу. И рыжая собачонка бежала сзади.

Прибежали как раз к началу спектакля.

Спектакль прошел весело. Венька так изображал побитого короля, что ребята покатывались со смеху.

А Падеж Петрович потом спросил у него, показывая на синяк;:

— Почему ты до сих пор не разгримировался?

А Венька еле удержался, чтобы не расхохотаться…

Улица Тихая на окраине города. Дома здесь низкие, старые; дорога извилистая, немощеная. После дождей канавки по обеим сторонам дороги наполнялись водой. В них плавали утки. В пригожие дни грелись на солнце собаки, купались в придорожной пыли куры. Бородатый с седым загривком козел Васька с раннего утра начинал свою неторопливую прогулку. Нагнув голову, он задумчиво бродил возле изгородей, выискивая лазейку в чей-нибудь огород.