Варвара Давлятшина - Рубежники [litres]

Улыбка от неожиданности уронила ручку и с испугом переводила взгляд с меня на птицу.

– Я не знаю, что мне делать! – закричала я. – Карат, а я…

– Лиза, – нахмурилась женщина, – хватит нервничать, говори по порядку.

– Он, а я…

– Лиза!

Я глубоко вздохнула и приказала себе успокоиться.

– Карат предложил мне стать его Идущей рядом. Я не ответила.

– Опа! – Улыбка присвистнула. – Неожиданно, но ожидаемо.

Теперь нахмурилась я.

– Ты другая, Лиза, – пожала плечами наставница. – Наши женщины не такие. Даже слабые по силе независимы, решительны, самостоятельны, равны мужчинам. А тебя хочется оберегать, девочка. И ему тоже. – Она протянула руку, погладила меня по волосам. – Не беги от него, дорогая. Каратушка славный мальчик. Он будет защищать тебя до конца. Не это ли главное?

– Но он не любит меня! – закричала я. – И я! Я тоже не люблю его! Как можно жить вместе, не любя?! Как можно выходить замуж, чувствуя к будущему мужу только симпатию?! Как, в конце концов, заниматься любовью, зная, что он ощущает только желание защитить?!

– Лиза! – ахнула Улыбка.

– Что Лиза?!

– Вершители не вступают друг с другом в близость. Это строжайше запрещено!

Оглушенная, я замотала головой:

– Не понимаю, но ведь Карат говорил, что не потребует от меня исполнения долга сразу после свадьбы. Я думала, что долг – это… интимные отношения.

– Нет, дорогая. Наш долг – это дети. Идущий рядом – это тот, на кого можно положиться, кому можно доверять, тот, кому можно оставить ребенка, если суждено уйти навсегда.

– Дети? Но ведь дети не получаются просто так. Уж вы-то должны это знать!

Наставница отвела взгляд:

– Так уж вышло, что мы слишком зависимы от сапиенсов… от людей. Как и чуждые. Если они используют людей вместо пищи, то мы…

Столько тоски было в ее голосе, столько боли, что и мне стало не по себе. Против воли я зажмурилась, как когда-то в детстве, пережидая страшный момент.

– Плод связи двух вершителей убивает одного родителя самое большее за восемь лет. Забирает силы, здоровье у того, кто по тем или иным причинам ближе, к кому больше привязан. И, что самое ужасное, нет способа это остановить, как нет средств, чтобы избежать беременности. Все, что придумали сапиенсы, нам не помогает. Вывод, думаю, ты сможешь сделать сама.

И я сделала, но, возможно, не тот, что ждала наставница. В памяти вдруг возникли слова Булата, которые он сказал отцу Эльвиры: «Она моя дочь. Старшая». А потом перед внутренним взором встала мама, такая, какой я ее помнила: молодая, красивая, счастливая. Она умерла внезапно, сгорела за неделю. Оставила меня за день до восьмилетия.

Ужасная догадка пронзила голову. Я открыла глаза и посмотрела на Улыбку.

– Лиза, ты меня пугаешь, – пробормотала наставница. – Твой взгляд… он страшен.

Я не ответила, вместо этого сделала то, что должна была сделать еще в прошлый раз. Залезла в потайной карман куртки и вытащила фотографию, с которой почти никогда не расставалась.

– Посмотрите, – протянула карточку видящей. – Прошу, посмотрите внимательно и скажите: знаете ли вы ту, кто здесь изображен?

Улыбка подслеповато прищурилась, рассматривая фотографию:

– Да, я знаю, кто это. Это Лиана, видящая. Мы обрели помощников на одной церемонии и дружили. Но она погибла во время стычки с чуждыми много лет назад. Так сказал Булат. Откуда ты ее знаешь, дорогая?

– Это моя мама, Елена Корде, – глухим незнакомым голосом ответила я и, помолчав, добавила: – Она умерла за день до того, как мне исполнилось восемь.

Наставница ахнула и вдруг изменилась в лице. Ее пальцы разжались, фотография упала на стол.

– Я столько времени провела в пыльных архивах, натолкнулась случайно… Я знаю, что ребенок умирающего вершителя забирает и его помощника… Лиза!

Она посмотрела на меня, потом медленно-медленно перевела взгляд на Кьяку. Долго на нее глядела, пока наконец не поднялась с кресла и не подошла ближе к жерди.

– Я все-таки не ошиблась тогда, это и вправду ты, – пробормотала она. – Ну что ж, здравствуй, Кармель.

Кьяка расправила крылья и закричала: пронзительно, жалобно, будто плача. Улыбка сняла ее с жерди, прижала к груди и заплакала сама. А я до рези в глазах смотрела на них и не могла пролить и слезинки. Чувства заледенели, эмоции пропали, только в голове билась одна мысль: я убийца.

– Ты знаешь, кто твой отец? – спросила Улыбка, когда мы с Кьякой уже уходили.

– Нет.

– Ты врешь.

– Вру. – Я не стала упорствовать во лжи.

– Скажи.

– Нет, простите. Я… мне нужно иди.

– Иди, Лизонька, – с тоскливым вздохом сказала наставница.

Я открыла дверь кабинета.

– Лиза! – вновь окликнула она.

– Да.

– Не показывай никому фотографию. В чужих руках эта информация может быть опасной.

– Вы правы.

– И… Лиза, береги себя.

В нашей соте полным ходом шло переселение народов. Пустующие комнаты занимали угрюмые члены пригоршни Молчуна. Хорь уходил тихо, никто не бросался к нему на грудь, не желал удачи. Члены уже бывшей пригоршни пожали ему руку и отпустили с миром.

Новеньким видящим, моим коллегой, оказался субтильного вида молодой мужчина лет двадцати пяти, с бледно-голубыми глазами чуть навыкате и изогнутым орлиным носом. Он оглядел нас с Кьякой и вынес вердикт:

– Способные малявки.

А потом скрылся за дверями своей квартиры.

Искусница, девушка лет двадцати, оказалась куда разговорчивее и жизнерадостнее. Высокая, тоненькая, словно тростиночка, с беленькими кудряшками, обрамляющими лицо, она выглядела как кукла. Кукла поманила нас с Иглой пальчиком и, заговорщически подмигнув, сказала:

– Ну что, девочки, мы здесь нынче в меньшинстве, но мы не дадим этим мужланам помыкать собой. Ведь так?

– Угу, – ответила я.

Игла только ухмыльнулась и убежала помогать таскать коробки. Кстати, ей и Молчуну пришлось поселиться вдвоем в одной квартире. Владетель, видно, просчитался, наша пригоршня была больше обычной на одного вершителя.

– Вам будет удобно вдвоем? – спросила я Иглу, подхватив выпавший из ее рук сверток.

– Нормально, нам привычно.

– Он твой Идущий рядом?

– Нет, что ты, – рассмеялась она. – Отец!

Я на некоторое время зависла, а потом вспомнила объяснения Улыбки. М-да, долго мне привыкать к молодым лицам старых вершителей, долго.

Вернулся Карат. На меня он не смотрел, не заговаривал. Зато активизировался Тюлень.

– Лиза, никуда не уходи, сегодня у нас общие занятия. История.

– История? – удивилась я.

– Угу, – поморщился творец. – Она, родимая. Как же все-таки хорошо, что у меня сильный креатор, иначе я бы точно свихнулся с этими уроками.

Оказалось, сильным вершителям давали лишь необходимый минимум знаний, тогда как слабым – полный набор. Честно говоря, такое разделение меня немного покоробило, потому что все труды мамы пошли насмарку. Вместо отличной школы и обеспеченной, сытой жизни в будущем меня ждали ускоренные курсы и вечные сражения с монстрами. Наверное, это круто, но я не хотела такой радости. Но боюсь, без умений видящей одну меня точно сожрали бы в ближайшее время. Хотя, возможно, для убийцы матери такой путь самый верный.