Ян Терлау - Зима во время войны

– Лучинки-выручалки, – выпалил он.

Юноша пытался собраться с мыслями.

– Я думал, что знаю уже много голландских слов, но с «лучинками-выручалками» еще не встречался.

– Сегодня утром я колол дрова за сараем, – начал рассказывать Михиль. – Там у нас стоит чурбан и сложены толстые поленья. Мы всегда там колем дрова. И вот сегодня утром присел я на чурбан, и вдруг – прямо у меня над ухом голоса, хотя рядом вроде никого нет. Что такое? Выяснилось, что это мама разговаривала с моим братишкой Йохемом, они искали в сарае его курточку или что-то в этом роде. А я слышал их так отчетливо потому, что в стене сарая, между прибитыми внахлест досками, оказалась большущая щель. И тут я вспомнил то утро, когда Дирк принес письмо. Он отдал мне его в сарае. А в тот же день, только чуть раньше, вот он, – Михиль указал на Бена ван Хирдена, – сжег все сухие лучинки для растопки, которые мама хранит в ящике у печки. Мы называем их лучинки-выручалки. Я тогда ему еще сказал, чтоб он новых наколол. А потом видел его с топором в руках. Наверное, в какой-то момент этот негодяй сел на чурбан отдохнуть, в точности как я сегодня, и подслушал нашу беседу с Дирком.

Помнишь, Дирк, что ты мне тогда рассказал? Во-первых, про план напасть на бюро по распределению продовольственных карточек в Лахезанде, и ты еще упомянул, что вас будет трое. И после этого вы угодили в ловушку, причем фрицы знали, что с вами должен быть третий! Во-вторых, ты произнес имя Бертуса Тугоухого. Я должен был передать ему письмо в том случае, если что-то пойдет не так. Ван Хирден услышал про Бертуса, но хотел сам прочитать эту записку. Ему было невдомек, что я спрятал ее в сарае. Точнее сказать, в курятнике.

В этом месте рассказа Бен ван Хирден невольно охнул.

– А ты и не догадался, да? – язвительно хмыкнул Михиль и продолжил: – Вечером он обыскал мою комнату. Я же там его и застукал. Но он вывернулся: ему, дескать, понадобился мой английский словарь. Хотел посмотреть, как будет по-английски «динамит». Лучше бы поискал там, как будет «предатель».

– Traitor, – ввернул свое слово Джек.

– Да ну, правда, что ли? – поддел его Дирк. – Здорово же ты знаешь английский, приятель!

– Дальше будете слушать? – нахмурился Михиль.

– Я бы предпочел, чтобы вы не играли тут с оружием, – холодно сказал Бен ван Хирден. – Ведь бывает, что пистолет вдруг возьмет и выстрелит!

– Это было бы отличным решением проблемы, – мрачно заметил Дирк. – Но мне действительно надоело, что у меня заняты руки. Давайте-ка его свяжем!

Через пять минут ван Хирден уже сидел со связанными за спиной руками. Ноги ему тоже обмотали веревкой у коленей и лодыжек. Затем Михиль продолжил свое повествование.

– Не обнаружив письма, он рассудил, насколько я понимаю, следующим образом: «Не будем спешить с арестом Бертуса, подождем до завтра. Тогда мы заодно и письмо найдем». Он явно рассчитывал, что я сразу же доставлю конверт. Тебе, наверное, хочется узнать, почему я этого не сделал, а, дядюшка?

Бен ван Хирден ничего не ответил.

– В тот день всё шло наперекосяк. Каждый мой шаг оборачивался неудачей, – продолжал Михиль. – Я уже рассказывал, что Схафтер увязался за мной, когда я поехал к Клейвеху, коллеге моего отца, а потом снова засек, что я куда-то еду. Но ведь он никак не мог догадаться, что я собирался к Бертусу! Так что мы с ним встретились случайно, Дирк, ты был прав.

– Но ведь это он указал немцам в машине, как проехать на Дримансвех, – засомневался Дирк.

– Возможно, они просто спросили у него, где дорога. Это же не секрет. В том, что он им ее указал, нет ничего страшного. Кто его разберет, этого Схафтера, может, он и за немцев. Во всяком случае, все так говорят. Но вот Бертуса Тугоухого он никак не мог выдать. Он же ничего о нем не знал. А этот типчик как раз про Берта и услыхал за сараем! И еще случай с коппельским паромом. Вечером того дня, когда я переправил через реку двоих роттердамцев, дядюшка как раз снова к нам заявился. Ему еще не было известно о гибели моего отца. Когда ему рассказали, он сделал вид, будто страшно расстроился, так что мне захотелось ободрить его какой-нибудь забавной историей.

– Я правда расстроился, – прошептал Бен ван Хирден. – Я всегда любил и уважал твоего отца.

– Лучше бы ты фрицам об этом рассказал. Ему бы это очень помогло.

– В том-то и дело, – пробормотал Бен ван Хирден. – Потому-то я и расстроился. Я мог бы попросить коменданта не трогать бургомистра.

– А секретаря муниципалитета, и пастора, и всех остальных тебе не жалко? – грозно воскликнул Михиль. – Их ты и не подумал бы защитить. Жена секретаря после смерти мужа попала в психиатрическую клинику, известно ли это тебе? Она уже никогда не оправится.

Бен ван Хирден снова ничего не сказал.

– Так вот, чтобы его развеселить, я рассказал, как баронесса обвела фрицев вокруг пальца. Вы уже знаете, что произошло дальше. На следующее утро… А я-то, глупец, подозревал Схафтера!

Какое-то время все молчали и размышляли каждый о своем. Джек – о том, что в ближайшее время ему явно не удастся вернуться к своим. Бен ван Хирден – о том, как бы ему выкрутиться и выйти сухим из воды. Дирк раздумывал, что делать с изменником. А Михиль всё ломал голову: ну как, как этот человек, которого он всю жизнь называл дядей, к которому был искренне привязан, мог совершить столько зла?

– Я старался делать всё так, чтобы с тобой ничего не случилось, – попытался оправдаться Бен ван Хирден.

– И это тоже должно было подсказать мне, чьих это рук дело, – с горечью заметил Михиль. – Несколько раз я был уверен, что теперь-то уж меня точно заберут. А почему ты не сдал меня немцам?

– Потому что ты мне всегда был как родной.

– Берегись, Михиль! Сейчас он начнет давить на жалость.

– Зачем ты работал осведомителем? – с презрением спросил Михиль. – Что, немцы за это хорошо платили?

– Нет, – ответил Бен ван Хирден, и в глазах у него появился фанатичный блеск. – Я сделал сознательный выбор, потому что Гитлер – великий человек. Он понимает, что некоторые расы созданы для того, чтобы господствовать, а некоторые – чтобы служить. Славяне годятся только на то, чтобы быть рабами. Французы, итальянцы и испанцы – все слабаки. Что же до евреев, то это нация настолько неполноценная, что их необходимо просто уничтожить.

Михилю вспомнилось интересное, умное лицо Ицхака Клееркопера.

– Англичане были бы еще ничего, если бы не их упадничество, – продолжал Бен ван Хирден.

– Спасибо, – ухмыльнулся Джек.

– Самый великий народ, принадлежащий к высшей расе, – это, конечно, немцы. Они все высокие, светловолосые, среди них больше всего технических гениев и крупных ученых, ни один другой этнос не дал миру столько прославленных композиторов. К тому же немцы – превосходные военные. Никакая армия не сравнится с немецкой в дисциплине…