Джинн Бёрдселл - Пендервики на Чаячьем Мысу

– Я не плачу… то есть уже не плачу. Джеффри, прости меня, что я тебе не сказала, что Алек поехал в Арундел. Я должна была тебя предупредить.

– Ты не могла.

– Да, не могла. И это был такой кошмар, я еле выдержала.

– Я знаю.

– И прости, что я…

– Чш-ш-ш! – Он забрал у неё сумку. – А тут у тебя что?

– Разное, – сказала она. – Сэндвичи от Джейн и Мерседес, кларнет от Бетти и любовь от тёти Клер.

– Она сердится на меня?

– Тётя Клер? – удивилась Скай. – С чего ты взял? Она просто хочет, чтобы у тебя всё сложилось как надо.

– А Алек? Он на меня сердится?

– Нет. Никто на тебя не сердится, это совершенно точно. Съешь что-нибудь. Смотри, тут одних сэндвичей не меньше десятка.

Когда дурацкие никому не нужные слёзы наконец высохли, Скай поняла, что она умирает с голоду. Но она всё-таки не набросилась на еду, а, разложив угощение на салфетках, терпела и ждала, пока Джеффри придвинется ближе и съест хоть что-нибудь. Когда его нормальный цвет лица начал потихоньку восстанавливаться, она сунула ему ещё один сэндвич. И только тогда решила, что можно наконец подумать о себе. Джейн была права, сэндвичи были слегка растрёпанные – но всё равно потрясающе вкусные.

– Я тут сидел, думал про маму, – сказал Джеффри после третьего сэндвича. – Она всё сделала, чтобы мы с Алеком не встретились. Но раз она так его ненавидит, а я так на него похож…

– …значит, она ненавидит тебя? Нет. – В чём-чём, а в этом Скай была уверена. – Ты ошибаешься, Джеффри Тифтон.

– Точнее, Джеффри Невесть-Кто. – Он хмыкнул, но хмык был так подозрительно похож на всхлип, что Скай немедленно извлекла из сумки шоколадный торт. Когда они вдвоём умяли по паре хороших кусков и выпили почти весь лимонад, Джеффри рассказал Скай про тёти-Черчино письмо. Она написала, что ей понравился Алек, но что она любит Джеффри. И всегда будет его любить, как бы оно там ни сложилось. И ещё велела ему есть побольше овощей.

– Какая она хорошая, тётя Черчи, – сказала Скай.

– Да. – Джеффри задумчиво крутанул лежавшую на камне бутылку из-под лимонада. – Так что мне делать-то?

– Понятия не имею, – сказала Скай.

– Вот так прямо ни одного совета? От самого уверенного человека из всех, кого я знаю?

– Не смешно. – Она попыталась его ущипнуть, но Джеффри молниеносно среагировал и увернулся – чему Скай про себя порадовалась. – Но вообще-то я тебе честно ответила. Мне трудно представить, как бы мы с нашим папой не знали друг друга с самого начала… И я, кстати, не уверена: если бы он, положим, не знал, что мы его дочери, мы бы тогда понравились ему? Вот так же, как ты – Алеку, ещё до того, как он узнал, что ты его сын?

– А я ему тогда понравился, да?

– Ты и сейчас ему нравишься.

Пожав плечами, Джеффри потянулся за чёрным футляром. Это означало, что хватит разговоров, настало время музыки.

Пока Джеффри собирал свой кларнет, Скай встала и, обернувшись к «Берёзам», помахала обеими руками. Она знала, что Джейн увидит её сигнал и всё поймёт. К тому времени, как Джеффри начал играть, у него уже была аудитория из четырёх слушательниц, готовых хоть до бесконечности внимать его музыке, беспокоиться о нём и оберегать от опасного взрослого мира.

Джейн опять разговаривала во сне. Но Скай за вчерашний день так измучилась и издёргалась, что спала как убитая и просыпаться не собиралась. И Джеффри по ту сторону бамбуковой перегородки тоже спал как убитый: он вчера измучился ещё больше Скай. Так что сегодня будить Джейн было некого – кроме самой себя.

– Удерживая вертолёт в зависании над скалистым островом, Сабрина Старр скинула верёвочную лестницу. «Карабкайся! – крикнула она вниз, туда, где боязливо прижималась к камням жалкая человеческая фигурка. – Я твоя единственная надежда на спасение!» – Глаза Джейн распахнулись. – Кто это сказал?

К тому времени, как Джейн разобралась, кто это сказал, – а кто ещё тут может бормотать про Сабрину Старр? Она же и бормочет, – она уже окончательно проснулась. И слова у неё в голове начали складываться в строки новой книги: Сабрина по-прежнему сомневалась, должна ли она спасать разбивателя сердец, или пусть мучается… Нет, чего-то не хватает. А так? Пусть страдает в одиночестве, снедаемый муками совести. «Отлично, – подумала Джейн. – Надо это записать, пока не забыла».

Она тихо выползла из постели, оделась и вышла на террасу, прихватив голубую тетрадку. Солнце только что взошло, ещё даже не поблёкла розовая полоска зари над горизонтом, и всё кругом – океан, небо, чайки в небе – всё принадлежало одной Джейн. Она послала «доброе утро» в сторону Англии. И ещё одно «доброе утро» в сторону Нью-Джерси. И ещё одно – в сторону красного дома по соседству, где – Джейн почему-то в этом не сомневалась – Алек продолжал терзать и казнить себя: за Джеффри. Она понимала, конечно, что не ей решать, как лучше, да никто её и не спрашивает, но она очень, очень надеялась, что у Джеффри с Алеком всё как-нибудь уладится.

«Хорошо, когда есть книга и можно над ней работать», – подумала Джейн: она уже давно подозревала, что все даже самые сложные проблемы, с которыми героически сражается Сабрина Старр, не идут ни в какое сравнение с проблемами из настоящей жизни.

И, открыв тетрадь, она с облегчением унеслась на далёкий остров, куда разбивателя сердец забросили несчастные обманутые им девочки. О, вот ещё одна удачная идея! Пусть на острове живут Беттины любимые тюлени. И пусть они тоже отвернутся от незадачливого донжуана. В общем, до того как Сабрина его спасёт, он ещё помучается всласть! Джейн писала и писала и так увлеклась, что не слышала шагов. Лишь когда на её раскрытую тетрадку упала тень, она поняла, что она не одна на террасе. И подняла голову. И отшатнулась. Потому что прямо перед ней стоял отчим Джеффри – усатый и ненавистный Декстер Дюпри.

– Вы?! – Джейн отчаянно рылась в памяти: какие именно проклятия она высказывала позавчера в подушку, насылая мщение на головы своих врагов? Может, она нечаянно произнесла что-то такое, из-за чего Декстер неведомо как перенёсся из Массачусетса прямиком на Чаячий Мыс?

– Привет, Скай, – сказал он.

Джейн смотрела на него молча. Его приветствие ей совсем не понравилось: не то, что он назвал её «Скай» – к этому сёстры давно привыкли, он так и не усвоил, кого из них как зовут, – а что он вдруг заговорил вежливо. Прежде за ним такого не водилось.

– Как вы сюда попали? – наконец спросила она. – По своей доброй воле… или нет?

– Как попал? Ну на машине, а что? – Он провёл по лицу рукой и широко зевнул. – Всю ночь за рулём сидел. А кофе у вас тут, конечно, не водится?