Емилиан Буков - Андриеш

И такой зловонный запах

Андриеша обволок!

А Стригойка-Згрипцоройка

Приговаривает бойко:

— Не стесняйся, мальчик, ешь,

Угощайся, Андриеш!

А не хватит, мой молодчик,

Сварим снова котелочек!

Но седой карге в ответ

Говорит пастух неробкий:

— Ни за что на свете, нет!

Не хочу твоей похлебки!

Не держи меня, пусти!

А старуха, словно кошка,

Расшипелась: — Не шути!

Ведь отсюда нет пути!

Отдохни у нас немножко,

В нашем доме погости!

— Не могу я ждать ни дня!

Бабка, выпусти меня!

Прохлаждаться не могу,

К Фэт-Фрумосу я бегу!

— Ты кончай-ка, друг любезный,

Разговор свой бесполезный! —

Злобно, яростно и глухо

Заскрипела тут старуха,

— Нет уж, друг мой дорогой,

Ты отсюда ни ногой,

Брось подобные заботы,

Много у меня работы,

Ни к чему дорога в даль,

Ты остался с носом:

Ты увидишься едва ль

С мерзким Фэт-Фрумосом!

Здесь тебе найдется койка,

Одеяло — чистый шелк!..

И Стригойка-Згрипцоройка

Андриеша в спину — толк!

Пастушок, взмахнув руками,

Очутился в темной яме…

Над землей погасла зорька.

Андриеш заплакал горько,

Сидя на холодном дне,

Окружен глубокой ямой:

«Не ходить бы, право, мне

По дороге легкой самой!

Солнце полночи сильней,

Мысли на заре ясней.

Рано утром старушонка

Разбудила пастушонка:

— Полно спать, вставать пора!

Мой дружок румянолицый,

Принеси-ка мне водицы,

Ну, хотя бы два ведра!

— Два ведерка из реки?

Право слово, пустяки!

Андриеш с ведром в руке

Под гору сбежал к реке,

Что текла невдалеке.

Но карга своей клюкой

Зачертила над рекой,

И волна плеснула к тучам,

Измельчась дождем падучим

На поверхности земной.

А коварная старуха

Стала жаловаться глухо:

— Стой, бездельник озорной!

Ты смеешься надо мной,

Разленился спозаранку,

Нерадивый пастушок!

Так ступай туда, в лесок,

Принеси дровец вязанку!

— Дров достаточно в лесу,

Я немедля принесу!

Захватил чабан топор

И пустился в ближний бор,

Что синел за склоном голым.

Но карга, взмахнув подолом,

Юбкою закрыла лес,

И мгновенно лес исчез.

Бродит мальчик вдоль полянки,—

Не собрать ему вязанки!

Вместо леса — темнота

И дровишек ни прута.

А злорадная старуха

На ухо жужжит, как муха:

— Стой, бездельник озорной!

Ты смеешься надо мной,

Разленился ты с рассвета,

Нерадивый пастушок!

Так ступай же на лужок

И нарви мне три букета!

Андриеш взглянул вокруг,

Видит — расцветает луг,

Как живой, благоуханный,

Деревенский, домотканый

Удивительный ковер.

И куда ни кинешь взор —

Георгины да тюльпаны,

Да махровый мак багряный,

И таких больших цветов

Не найти нигде на свете —

Будет вмиг букет готов,

А за ним — другой и третий!

Но едва наш пастушок

На колено опустился,

Чтоб сорвать хотя б цветок,—

Тот в колючку превратился!

Андриеш бродил с тоской

По лужайке день-деньской,

Но пионы и гвоздики

Превращались под рукой

В терн густой, в колючник дикий…

Вот и ночь уже близка —

Ноют пальцы пастушка,

И сочатся кровью ранки;

Не сорвал он на полянке

Ни единого цветка,

А не то что три букета…

Засмеялась, видя это,

Крючконосая карга

И кричит ему:

— Ага!

Стой, проказник!

Безобразник!

Ты себе устроил праздник

И смеешься надо мной,

Одинокой и больной,

Над моею сединой!

Разленился ты, лукавый,

Нерадивый пастушок.

Вот примчится мой сынок,

Змей Балаур семиглавый,

Он сожрет тебя тогда

И проглотит с потрохами,

Не оставит и следа!

А пока — ступай сюда,

Посиди, как прежде, в яме,

Можешь до зари поспать!

Пролетела ночь опять,

Утро сызнова настало,

И внезапно что-то там

Наверху загрохотало.

И раздался лязг металла,

Непонятный шум и гам,

Словно кандалы да цепи

Протащили по кустам

Через рощи, через степи.

Змей скрежещет и топочет,

Все сожрать в округе хочет,

Заливает все дурной

Ядовитою слюной.

Ночь настала наверху,

Стало страшно пастуху

Без защиты в черной яме:

Застит солнце змей крылами,

Гадок, мерзок, шелудив!

Пастушок ни мертв, ни жив:

Неужель в чужой сторонке

Из-за злобной старушонки

Суждено ему пропасть

И попасть злодею в пасть?

Мальчик понял: это он,

Омерзительный Дракон,

Семиглавый и стоногий,

Напрямую, без дороги,

Возвращается домой.

— Здравствуй, сын хороший мой!

Завопила Згрипцоройка, —

Ты скорей подвал открой-ка!

Я старалась, как могла,

Вкусный завтрак припасла!

Чешуей Балаур звякнул,

Семикратно зычно крякнул

И в подполье к чабану

Сунул голову одну,

Ближе к пареньку придвинул,

Пасть зубастую разинул,

И, защелкав перед ним,

Не давая сделать шагу,

Язычищем ледяным

Стал облизывать беднягу;

Облизав добычу всласть,

Змей осклабился приятно

И, забыв захлопнуть пасть,

Шею вытянул обратно.

Так семь раз подряд в подвал

Головы Дракон совал

И сопел неутомимо,

Изрыгая клубы дыма,

Прямо в очи пастуху

Ухмыляясь то и дело.

Вдруг снаружи, наверху,

Зазвенело, загудело,

И раздался семерной

Рев семи драконьих глоток:

— Я сегодня сыт и кроток,

Сам не знаю, что со мной!

Я сожрал овечье стадо,

Мне сейчас еды не надо.

Завтра есть я захочу

И мальчишку проглочу.

Андриешу очень худо:

Страшен семиглавый зверь,

И, наверно, только чудо

Может выручить теперь!

Снова наступает ночь,

Только снова спать невмочь,

Смотрит вверх пастух несчастный,

А в кусочке вышины

Семь неярких звезд видны

В высоте пустой неясно.

Может, знак в них тайный есть?

Что возможно в них прочесть?

Что должны они пророчить?

… Как бы смертный час отсрочить.

Пастушок, пора проститься

Со Стежаром, с Ветер-Птицей,

Больше встретить не случится

Берег древнего Днестра.

Пусть во сне тебе приснится

Утро, солнце, Миорица, —

Пастушок, пришла пора!

Мальчик смотрит в вышину,

Сидя в колдовском подвале…

И приснилось чабану,—

Семь высоких звезд упали,

Покатились и пропали,

Сгинули в ночной тени.

— Уж не головы ль они

Ненасытного Дракона? —

Андриеш подумал сонно.

Он очнулся и вздохнул,

Тихо дойну затянул,

И во все концы земли

Эту песню разнесли

Синие речные воды

И ручьи, и ручейки —

Дойну горя и тоски.

В ней пастух навек прощался

С красным солнцем и луной,

Горько плача, разлучался

Он со всею остальной

Красотой земли родной.

Так протяжно, так спокойно

Над землей струилась дойна!

Ветра вольного крыло

Эту песню вдаль несло,—