Тамара Михеева - Янка [litres]

– Привет.

Янка оглянулась. У магазина, нагруженный пакетами, стоял Таль.

– Привет. Тебе помочь?

– Еще чего! Сейчас батя выйдет. Вот, деньги за два месяца на фабрике получил.

– Задерживали?

– Ага.

Они помолчали.

– А ты чего одна гуляешь? Наши все у «Нептуна» собрались, я тоже сейчас приду. Пойдешь?

– Пойду.

Кафе «Нептун» зимой пустовало, его открывали в апреле, закрывали в октябре. Даша, Таль, Захар Ильм, близняшки Ясько, Ярослав и еще пара-тройка ребят собирались у «Нептуна» каждый вечер. Сидели там же, под навесом, или бродили по Поселку, или шли на берег – кормили лебедей, жгли костры, выкладывали узоры из камней. Других развлечений в Поселке не было. Два раза в неделю привозили в клуб кино, иногда случались концерты местной самодеятельности или приезжих артистов, один раз в неделю проводили дискотеку. В общем, скучно. Все разговоры шли по кругу, даже издевки не отличались разнообразием. Иногда только вспыхивали особые ссоры между Талем и Шрамко. Но и они быстро стихали, потому что Таль хоть и невысокий, но сильный, а главное – злой, драться с ним боялись.

В тот день у «Нептуна» было шумно, обсуждали какой-то фильм, который все посмотрели в клубе, а Янка из-за москвича Глеба пропустила. «Опять завтра грязь вымывать…» – тоскливо подумала она. После фильмов мыть полы особенно тяжело.

– Литру сделала? – спросила Даша.

– Неа, – лениво отозвалась Янка и, отломив у Даши половину булки, пошла к морю, кормить чаек. Даша смотрела ей вслед. Янка это чувствовала. Даша красивая. Такая высокая, статная, с густыми смоляными волосами и глазами с поволокой. Она добрая, все прощает Янке, любые капризы. Она вообще смотрит на Янку с обожанием и всегда со всем соглашается. Янке с ней скучно.

Большая чайка, раскинув мощные крылья, взлетела, как только Янка подошла, и закружилась над полосой прибоя. Поглядывала выпуклым любопытным глазом, но ближе к себе не подпускала, хоть Янка и бросала в воду комочки мягкой Дашиной булки. За них уже начали драться черные утки и бакланы, а чайка все кружила и кружила в отдалении и поглядывала на нее так знакомо.

– Янка! Ты куда?

– Домой! – крикнула Янка, не оглядываясь.

И услышала, как Ярослав опять затянул:

– Значит, в душу наплевала? Значит…

Янка резко затормозила, развернулась, подошла к нему близко-близко и сказала с издевкой:

– Я? В душу вам? Да я же не доплюну.

Они уже не сидели под черешней. У Глеба в скворечнике горел свет. Тарас о чем-то тихо разговаривал с дедом. Янка прошла на кухню к бабушке, плюхнулась на табуретку.

– Где же мама?

– Я замерзла, – шмыгнула носом Янка.

– Вот! Не будешь бегать в одном свитере, чай не лето.

Янка вскочила и ушла в комнату. Там, как всегда, был Ростик. Он еще не спал, возился с конструктором, но хоть молчал, ни о чем не спрашивал. Янка упала на диван. Это дома у нее была отдельная комната, в которой можно было укрыться от всего мира, не комната, а настоящая крепость, даже мама стучалась, прежде чем войти. А здесь… Здесь она жила вместе с Ростиком и мамой в одной комнатушке, тесной, душной. Ростик спал с мамой на диване, Янке выделили раскладушку, но она так скрипела, что пришлось перебираться на пол. Пока не приехала с работы мама, Янка на их диване лежала, уткнувшись в пыльную обивку, и думала, что если уж они пустили в скворечник жильца, то и она может поселиться теперь там. У бабушки есть еще один обогреватель, Янка видела. Глеб живет на первом этаже, а Янка поселится над ним. Или за стенкой. Хоть до лета поживет как человек, в отдельной комнате.

Битва за скворечник закончилась Янкиной победой. Тарас, перед тем как уехать к себе в заповедник, перенес туда обогреватель, стол, за которым можно делать уроки, и сумку, в которой Янка хранила все свои вещи. Янка слышала, как бабушка с мамой ругаются на кухне:

– Чего ей в доме не живется? Тепло, уютно, телевизор под боком!

– Мама, ну ты пойми ее, она же взрослая, она привыкла, что у нее есть своя территория… Понимаешь?

– Ничего я не понимаю! Зверь она, что ли, – своя территория? Глупости какие-то! Еще парень этот! Смотри, Татьяна, не упусти дочку!

– О, Боже мой, мама, ну что ты такое говоришь! Ей просто хочется устроиться комфортно, она ведь уже три месяца на полу спит, вещи из сумки не вынимает, потому что положить их некуда…

– Ну, извини, не хоромы!

Дальше Янка слушать не стала. Вообще-то бабушка у них добрая, просто иногда ее заносит. Вечером она сама пришла к Янке, второе одеяло принесла.

– Смотри, если замерзнешь, в дом иди. Все-таки летняя постройка…

– Да плюсовая температура на улице, баб…

– Все равно ведь ноябрь.

Она присела на кровать. Огляделась.

– Конечно, здесь у нас просторно и не мешает никто. Ты бы картинку, что ли, какую на стену повесила, а то как-то пусто… будто в гостинице.

– Ага, – растрогалась Янка. – Я у Глеба попрошу его фотографии. У него много красивых. Можно и оставить. Ну, когда отдыхающие приедут, чтобы им тоже было… не как в гостинице.

– Да ладно, – махнула рукой бабушка, – чего уж, отдыхающие… живи уж тут всегда. Уж не обеднеем без одной комнаты.

– Правда?!

Янка на шею бабушке бросилась. Своя комната! Да что там! Даже лучше! Это же почти свой дом!

– Тише, тише, бешеная… Зимой сама прибежишь в дом, как замерзнешь, – проворчала бабушка, освобождаясь от Янкиных объятий. Сделала строгое лицо. – Ты только вот что, Яна, смотри: если этот москвич к тебе полезет…

– Бабушка!

– Ну а что бабушка? Ну вот что вы все «бабушка» да «бабушка»! Ты девка видная, а он молодой парень, что тут «бабушка»? Видела я, как он тебя нафотографировал, это ж глаз не оторвать.

Янка захохотала.

– Ну так это я просто такая красивая, он-то здесь при чем?

– Ты еще у нас и скромная, как я погляжу. В общем, смотри. А то быстро в дом вернешься, а его – взашей. Поняла?

– Поняла, – смешливо фыркнула Янка, а сердце у самой билось колоколом.

Так они и стали жить: бабушка, дед, мама с Ростиком в доме, Янка и москвич Глеб в скворечнике. В летней постройке становилось холоднее с каждым днем, особенно когда налетели суровые осенние ветры. Янка спала под двумя одеялами, а обогреватель пододвигала вплотную к кровати.

Тарас уехал, о чем-то особенном договорившись с Глебом. Глеб тоже часто уезжал: в Коктебель, на Меганом, в Малореченское или Алушту. Иногда даже на несколько дней – в Ялту и Симеиз. Янка скучала. Ходила мимо его двери, а, когда никто не видел, прислонялась к ней всем телом, прижималась щекой. И думала: