Журнал «Пионер» - Пионер, 1954 № 11

- Искандер-Грозные Очи - это человек, который имеет сильное войско и хорошо управляет своим улусом. Тебе он исправно бы платил дань, если бы мы сами не озлобили народ русский чрезмерны ми поборами и требованием русских воинов в наше войско. Александр считает самыми главными врагами своего народа немецких и шведских рыцарей. Так не мешай ему сокрушать государей Запада. Дед твой никогда не убивал сильных государей, если они чтили его. Я кончил…

Чухурху злобно зашипел и долго с насмешкой щёлкал языком в ответ на речь Огелая.

- Какие жалкие слова я сейчас слышал! - вскричал он. - Словно старая баба говорила! Ты недостоин доить кобылицу, Огелай, тебе только корову доить!…

Князья и вельможи захохотали. Оскалил зубы и сам Берке. Тогда, ободрённый этим, злобный Чухурху закончил так:

- И не верь, Берке, тем советникам, которые хотят запугать тебя недоступностью Новгорода. Он лишь в пору дождей недоступен. А как только стужа зимы скуёт льдом реки, озёра и болота, наши кони легко достигнут этого города, и ты овладеешь им. А рыцари-немцы помогут тебе с Запада.

- Да! Мы поможем тебе, великий государь! - послышался голос с чужестранным выговором.

Все посмотрели в ту сторону.

Заговоривший иностранец был ростом великан. У него было лицо европейца, только непомерно велика была и выступала вперёд нижняя челюсть. Он был рыжий, кудрявый, с плешью. На затылке лежала шапочка. Одет он был, как знатный татарин.

Это был тот самый английский рыцарь ордена Тамплиеров по имени Пэта, который в нашествие Батыя предводил правым крылом татарского войска, что вторглось в Чехию. Пэта тогда потерпел от чехов полный разгром. Другого Батый казнил бы немедля на глазах войска. Но англичанин был нужен татарам для других дел. Его только отставили от командования войсками, и он сделался главным советником ханов по делам Руси и Европы.

Берке кивнул головой - сэр Джон Урдюй Пэта заговорил:

- Для могучей шеи князя Александра цепи и колодка будут самым лучшим ожерельем. Этот русский князь силён, как Самсон. О Самсоне прикажи прочесть тебе, Берке, из нашей священной книги - из библии. Так вот, сделай с этим русским богатырём то же самое, что сделали с пленным Самсоном филистимляне.

- А что они сделали с ним? - спросил, оживляясь, Берке.

- У него вынули оба глаза и слепого приставили к ручному жернову молоть муку, - отвечал рыцарь.

Видно было, что совет рыцаря Урдюя Пэты пришёлся по вкусу Берке. Однако он молчал. Тогда, чтобы усилить в нём гнев против Александра, рыцарь добавил:

- Братья-рыцари уведомляют меня, что Александр поднимал на тебя грузин.

Лицо Берке сразу покрылось синеватыми пятнами - от гнева.

Казалось, ещё мгновение, и старый хан даст соизволение ослепить Александра. И всё же предостережения вельмож взяли в нём верх.

- Нет, Урдюй, - ответил он со вздохом, - нельзя этого сделать над Александром: это дурно отразится на готовности всех прочих подвластных нам царей и князей приезжать к нам, в Орду! Все станут страшиться, что их в нашем благословенном улусе может постигнуть немилость и внезапная казнь!

Рыцаря не смутил ответ хана.

- Тогда, - сказал сэр Урдюй Пэта, - возьми пример с твоей мудрой бабки - Туракины. Она отравила князя Ярослава медленным ядом, подсыпав его в прощальную чашу вина. Это была чаша почёта, он обязан был её принять. А умер он, как ты хорошо знаешь, вскоре после выезда из Большой Орды. И вот гостеприимство осталось ничем не запятнанным…

…Надвигалась глубокая осень. Шли беспрерывные дожди. Вся степь смокла и потемнела. Берке поворотил своё кочевье к Волге - на зимовку. Но Александра всё ещё не отпускали. Правда, ему не мешали в своём отдельном русском стане принимать гонцов из Владимира и Новгорода и вообще управлять княжествами, ему подвластными. Ему не запрещали выезжать на соколиную охоту в окрестные степи. Причём никто из татар в это время не надзирал за Александром. Кругом на десятки вёрст были только свои, русские, и все на лихих конях.

И вот однажды, когда выехали на соколиную охоту и были уже далеко от татарского стана, Григорий Настасьин стал умолять Невского бежать из Орды. - Александр Ярославич! - взмолился он и голосом и взором, полным слёз. - Погубят они тебя здесь!… Беги!… Коней у нас много. Кони сильные. Пока татары хватятся нас, мы уж далеко будем. Ведь:тебя же и народ весь заждался!… Бежать надо, Александр Ярославич, бежать!

- Замолчи! - пылая гневом, закричал на него Александр и резко остановил коня. Остановился и Настасьин. Они были вдвоём с князем: свита ехала в отдалении. - И никогда не смей оскорблять и гневить меня такими речами, - продолжал Невский. - Чтобы я бежал? Да они и преследовать меня не станут, татары! Они только этого и ждут. Ещё след коня моего не остынет, а уж триста тысяч этих дьяволов снова начнут резню на Владимирщине. Нет, наводить поганых на землю русскую, на народ свой не стану!… Да что я с тобой говорю про это! - всё ещё гневно воскликнул князь. - Не твоего ума дело!… Знай своё. Ты врач, ну и врачуй!

Но юношу не запугал гнев князя. Настасьин обуреваем был страшными подозрениями: он, как врач, стал замечать в лице Александра Ярославича признаки, по которым заподозрил, что татары медленно отравляют его.

- Прости, государь! - возразил Настасьин. - Потому и осмелился заговорить с тобой, что ведь врач я… Знал заранее, что огневаешься, но я должен сказать тебе.

Невский пристально глянул на своего лейб-медика, на друга души своей…

- Что худого случилось? Говори!

- Помнишь, государь, - начал Настасьин, - как-то я сказал тебе, что у тебя под глазами опух стал делаться?…

- Помню, помню… Так ведь и прошло всё: попил твоих травок каких-то… и как рукой сняло… Должно быть, поясницу простудил на ветру: эти кибитки ихние проклятые!…

- Нет, государь, то не простуда была - яд они начали подсыпать тебе в пищу… - тихо проговорил Настасьин.

Александр Ярославич вздрогнул. Нахмурился. А затем сказал спокойно и презрительно:

- Весьма возможно. Это у них, у татар, в ходу. Ведь знаешь сам: родителя моего покойного зельем опоили в Большой Орде… Теперь за меня принялись… А ведь и как тут убережёшься? Кумысничать-то с ними то и дело приходится… - продолжал Александр. - То у князя Егу, то у князя Чухурху, - у того, у другого: без этого в Орде русскому князю нельзя и дня прожить!…

- Ну вот, Александр Ярославич!… - удручённым голосом произнёс Настасьин.

Оба задумались. - Ну, а что делать будем, Григорий? - спросил Невский.