Владимир Келер - Сказки одного дня

Глаза мальчика были закрыты, но он улыбался и не спал.

Впрочем, кто знает, может быть, это был и сон. Он снова чувствовал себя в краю своих видений. Снова что-то пело в нём, и он старался уловить мелодию…

Всю ночь из открытого окна небольшой, закрытой на замок комнаты лились звуки, сладостнее которых никто и никогда не слышал. Растерянные, всё позабыв на свете, флибустьеры стояли под окном.

Многое им припомнилось…

Когда-то они жили на земле своих отцов, трудились, воспитывали детей. Но они были подневольны, и даже жизнь на родине не была им сладкой. Однажды они восстали против короля и его приспешников, но те были вооружены и победили. Одним повстанцам отрубили головы, других сослали на далёкие острова умирать от непосильной каторжной работы.

Выжившие на островах подняли восстание вторично. Уничтожив охрану, они захватили стоявшие на якорях королевские корабли. С тех пор они нападали на купеческие суда, и их стали называть флибустьерами, морскими разбойниками.

Когда взошло солнце, люди открыли дверь и вошли в комнату. Было тихо. Необыкновенный музыкальный мальчик сидел на полу, держа в раскинутых руках смычок и скрипку.

— Он спит, — сказал один. — Спит сном, от которого ещё никто не просыпался.

— Нет, — возразил другой, потрогав мальчика, — он не умер. Но он сейчас не с нами, а там — у себя. Отправим его домой скорее: он заслужил свободу.

А теперь послушайте коми-зырянскую сказку. Я записал её когда-то у ветхой-ветхой старушки на Печоре.

Жил-был царь Тулпан. Целый день на игрушечном коне скакал, играл в солдатиков. А порой забирался на забор и кричал оттуда: «Ку-ка-ре-ку!» Очень ему нравилось пугать соседских кур и дразнить собак за забором.

Однажды вбегает Воевода:

— Беда, царь Тулпан! Идёт на нас войной сам грозный царь Укуси-Ухо, ведёт своё войско с танками и пушками. Грозит нас всех покорить, заставить на себя работать. Садись скорее на коня, веди в бой на подлого злодея!

Засверкал глазами царь Тулпан, затряс рыжими усами. Схватил алюминиевую саблю и сел на картонного коня. Кричит царь Тулпан:

— За мной, солдатики-орлы, сотрём в порошок злодея Укуси-Ухо!

А солдаты-то оловянные и деревянные. Стоят, молчат, на разгневанного и храброго своего царя пустые глаза пялят.

Вскипел Воевода, говорит с досадой:

— Да не об этих солдатах речь! О настоящих, о всамделишных. О тех, что за забором орут, в чехарду и в домино играют.

Выскочил царь Тулпан на соседний двор, там и впрямь настоящие солдаты. Орут, квас пьют, в чехарду и в домино играют.

Сел царь Тулпан на ветхого коня. Тот было споткнулся, упал сначала, да люди подбежали, подняли их обоих. Помчалось храброе войско на врага, лишь пыль столбом взвилась над дорогой.

Бегут и скачут, размахивают ложками и кружками, кричат всяк по-своему:

— Урра! Сдавайся, царь Укуси-Ухо! Не хлебать тебе больше щей у тёщи, не жевать кукурузы!

Увидал царь Укуси-Ухо тучу на горизонте, а в ней царь Тулпан на коне и его войско. Разглядел, какое войско у Тулпана, разобрал, что кричали его солдаты.

Обратился царь Укуси-Ухо к своим солдатам и говорит:

— Братцы, что же это с нами-то будет, а? Покорим мы сих дураков, потом их всю жизнь учить и кормить придётся?!

Вскричали тут солдаты дружно, как один:

— Не бывать этому, не бывать! Спаси нас бог от чужих дураков, своих хватает! Караул!!!

Побросали танки, пушки, даже личное оружие и бросились кто куда! Только их и видели.

Так и остался царь Тулпан со своим храбрым войском над неудачливыми захватчиками победителем.

Наступает вечер. Половина десятого. Грета достаёт из-под батареи пригревшегося там кота Кузю и начинает расхаживать с ним по комнате. Она напевает песенку, которую сочинила сама:

Кузе приятно, что о нём сочиняют песни, и он сладко жмурится.

«Пусть попоёт, — думает он о Грете. — В конце концов её прямая обязанность делать мне приятное. Иначе — зачем она здесь нужна?»

В том, что он в семействе главный, Кузя не сомневается. Разнежившись, он снисходительно кладёт лапу на Гретино плечо, и в его сумрачном сознании пробегают восхитительные видения, унаследованные от не столь уж отдалённых камышовых предков: густые заросли, маленький островок, в тихой прозрачной заводи плавают рыбёшки. Припав к земле, сиамский кот ожидает, когда какая-нибудь из них подплывёт поближе. Подплыла! Умопомрачительный прыжок в воду — и трепещущая рыба уже в зубах. Торжествующе урчащий кот выплывает с добычей на берег…

Кот урчит в действительности, и Грета, словно угадав его видения, с восторгом смотрит на него.

В комнату входит мама.

— Грета, — говорит она, — скоро десять, а ты ещё не в постели. Опять тебя завтра не добудишься.

Мама выходит, а Грета, не торопясь, начинает устраивать себе постель.

Из соседней комнаты слышны голоса. Дядя Гора приехал из Электростали и спрашивает у папы книгу Чуковского. Папа хитрит и притворяется, будто «этой именно книги» у него нет (в действительности она есть: папа просто не любит давать хорошие книги в не слишком надёжные руки).

Незаметно сама Грета переносится грустными мыслями к образу любимого писателя. Она хорошо запомнила, как ездила к нему с папой в Переделкино. Помнит Чудо-дерево, стоящее в кабинете на втором этаже и обвешенное всякими предметами. Помнит весёлые глаза высокого седого дедушки Корнея Ивановича.

Недавно папа сообщил, что Чуковский умер. Это было личным горем и в Гретиной семье…

Девочка тихонько переносит Кузю на шкурку под батареей и идёт к своей библиотеке. Она открывает одну из книг и перечитывает в сотый раз на первой её странице: