Владимир Келер - Сказки одного дня

Слова эти поразили Гору. Однажды он потихоньку надел Юрину фуражку и побежал в зоопарк один. Смело и решительно направился он к воротам.

— Постой, мальчик, а где твой билет? — спросила добродушная привратница.

— Но на мне чудесная фуражка!

— Извини, мальчик, пожалуйста, я не разглядела. Проходи скорее, проходи!

Стихи Таня знала ещё до того, как научилась читать. Особенно она любила стихотворение Лермонтова: «По небу полуночи ангел летел».

Много позже, когда Таня уже ходила в школу, она обратилась к отцу:

— А что такое, папа, всё-таки «луночь»?

— Какая «луночь»? — удивился отец.

— Ну та, по которой летел ангел. Помнишь: «По небу, по „ луночи “ ангел летел…»

Яша и Макс хвастают друг перед другом способностями своих собак.

— Мой Терри знаешь какой умный! — говорит Яша. — Приходит домой и сам кнопку звонка у двери нажимает.

— Подумаешь! — отвечает Макс. — Моему Жаку этого не нужно. Он носит с собой ключ.

Это произошло в Индии и началось на священных берегах реки Ганг.

Дочь магараджи полюбила молодого погонщика слонов. Юноша любил её тоже, но он был беден и не смел мечтать о браке с дочерью своего господина. Если бы магараджа узнал об их любви, он не пощадил бы обоих. Он бросил бы их на растерзанье тиграм или придумал другую, не менее страшную казнь.

И молодые люди решили бежать.

Долго они скитались по джунглям и лесам, наконец вышли к уединённому месту на берегу большого лесного ручья и остановились, поражённые красотой природы.

— Поселимся здесь навсегда! — предложил юноша. — Тут так хорошо. К тому же есть вода, ягоды, плоды. Деревья укроют нас от непогоды, а ночью мы заберёмся на них и спрячемся от хищников. Людей, по-видимому, близко нет, и мы можем не опасаться, что нас найдут и отведут к твоему отцу на расправу.

— Хорошо, — ответила девушка. — Я согласна.

Они построили на дереве шалаш и зажили тихой, счастливой жизнью.

Прошло пять лет и никто не потревожил их в лесном уединении. У них родились две девочки, и хотя с детьми прибавилось заботы, но вместе с тем умножилась и радость.

Однажды муж не вернулся к ночи с охоты. Опасаясь хищников, жена не могла отправиться искать своего мужа сразу. Она просидела всю ночь без сна, прислушиваясь к звукам и прижимая к себе детей.

Когда же наступило утро, женщина взяла за руки дочерей и пошла с ними той тропой, которой обычно уходил на охоту её муж.

Ей не пришлось идти очень долго. Вскоре она нашла того, кого искала. Его укусила змея, и он умер в нескольких шагах от дома.

Долго и безутешно рыдала женщина. Затем сложила костёр и по обычаю той страны предала огню дорогое тело.

Когда ветер рассеял пепел, она обняла детей и сказала:

— Мы осиротели, дети, и никто больше не заступится за нас. Нам некуда идти, кроме как к моему отцу и вашему деду магарадже. Он очень богат и, может быть, не выгонит нас из дома.

Много дней шли они — женщина и двое её детей — обратно в город, где правил магараджа. Всё чаще им попадались люди и всё меньше женщина боялась зверей.

Но вот как-то дорогу им преградил поток, стекавший с гор. Поток был неглубок и не очень широк, но стремителен, а со дна его поднимались камни, о которые разбивались водяные струи.

— Подожди здесь, — сказала мать старшей дочери, — я перенесу на тот берег твою сестру, а потом приду за тобой.

С этими словами женщина взяла младшую дочь на руки и перенесла её на другой берег. Приказав ей сесть и никуда не двигаться, мать ушла за старшей.

— Теперь иди ты, — сказала женщина, не выходя из потока и протягивая руки девочке.

В это время раздалось хлопанье могучих крыльев и вслед за тем громкий крик ребёнка. Женщина обернулась и увидела орла, уносившего её малютку. С воплем ужаса бросилась мать обратно, но орёл был уже высоко.

Вдруг закричала и старшая дочь: на глазах матери бурный поток подхватил её и понёс на камни.

Напрасно пыталась женщина спасти хоть одну из дочерей.

Поток разбил свою жертву о камни и поглотил её бесследно.

Обезумевшая от горя мать разыскала дерево, под которым, по преданию, учил когда-то мудрый отшельник Тиддарта, и, распростершись ниц, воззвала к нему с мольбою:

— Учитель! Это очень много на голову слабой женщины, которая никогда и никому не причинила зла. Закон твой запрещает мне убить себя. Но как можно жить, потеряв всё, что привязывало меня к жизни? Верни мне моих детей и мужа или убей и меня. Ты не можешь отказать мне, если ты добр и справедлив. Я жду и верю, что ты меня услышишь.

Горе женщины было так велико, а мольбы и слёзы так искренни и обильны, что Тиддарта сжалился над нею и она его увидела.

— Хорошо, — сказал Тиддарта, — я тебе верну твоих дочерей и мужа. Но при одном условии: если ты принесёшь мне бобы, выращенные Живущей Вечно.

Мудрецу ничего не стоило дать своё обещание: ведь он прекрасно знал, что таких бобов ещё никто не выращивал, потому что все умирают и никто не живёт вечно.

Тиддарта считал, что женщина или сразу поймёт тщетность своих надежд и подавит горе, или постепенно отвлечётся и перестанет страдать. В том и другом случае, думал он, его слова для женщины окажутся благодеянием.

Однако женщина не заметила в словах учителя никакой тайной мысли.

— «Бобы, выращенные Живущей Вечно», — повторяла она про себя. — Кто же живёт вечно? Где искать такие бобы?

Горе так сильно владело женщиной, а жажда вернуть своих близких была так велика, что несчастная не стала терзать себя сомнениями. Она бросилась в ближайшую деревню и постучалась в первую же дверь.

— Что тебе надо? — спросила её хозяйка дома.

— Умоляю тебя, — воскликнула стучавшая, — скажи мне: нет ли у тебя бобов, выращенных Живущей Вечно? Или, может быть, ты знаешь, где их достать?

— Но таких бобов не существует вовсе, — удивилась хозяйка. — Всякий, кто выращивает бобы, в конце концов умирает. Я охотно дам тебе сколько угодно бобов, выращенных мною, но ведь и я когда-нибудь умру. Никто не живёт вечно.

Бедная женщина бросилась к другому дому, но и там ей ответили так же. Она обежала всю деревню, но никто не мог ни дать ей бобов, выращенных Живущей Вечно, ни просто указать, где можно их достать.

И женщина поняла, что мудрец обманул её, вселив в её сердце несбыточные надежды. И скорбь ещё большая, чем прежде, наполнила грудь осиротевшей женщины.