Иван Манди - Арнольд–китолов

«О том, кто все устроил, сейчас говорить не будем. Я вполне понимаю, что устроитель хочет остаться в тени. Остаться неизвестным».

«Арнольд, неужели ты хочешь сказать, что это…»

«Я ничего не хочу сказать. Но если тебе стало немного веселее…»

«Немного? Какое там немного!»

Аги бросилась мне на шею. Карусель качнулась. Мы вылетели из лодочки. И полетели вслед за директором в красном жилете.

Ничего страшного.

Внизу стоял сорок четвертый трамвай. Словно именно нас дожидался.

Аги с восторгом воскликнула:

«Арнольд Паскаль! Если ты скажешь, что и это устроил ты…»

Арнольд сжал губы. Снова сделал эффектную паузу.

— Арнольд Паскаль! — прошептала Росита Омлетас. — Значит, и это устроили вы?

— Я ничего не говорил, барышня! Даже слова не сказал.

В этот момент мать поднялась. Встала и уставилась на Арнольда Паскаля.

— Нет! Не могу больше видеть эту физиономию! — Она взяла Арнольда и повернула его лицом к стене. — Никто не имеет права требовать от меня, чтобы я любовалась этой образиной во время завтрака!

— Как прикажете! — бурчал Арнольд, повернутый к стене. Скрепленные штанишки его почти разлезлись. — Право, не знаю, с кем вы до сих пор сидели за одним столом и какими физиономиями любовались. Но как вам будет угодно.

— А ведь к вашей физиономии можно привыкнуть. (Это снова Йолан Злюка–Пылюка.) Один бог знает, почему она не желает вас видеть.

Обеденный стол был уже убран, когда кто–то приподнял Арнольда и повернул лицом к комнате. Опершись коленями о диван, к нему склонился отец. Строгое лицо в очках, пристально глядящие глаза. Однако, казалось, отец глядит и не замечает Арнольда. И говорит, обращаясь к кому–то другому. Уж не комнате ли все это говорится?

— Стради! Да, да, так звали того мальчика. Он был очень сильным, но никогда не злоупотреблял своей силой. На него всегда могли рассчитывать слабые. Если кто–нибудь попадал в беду, Стради оказывался тут как тут и тотчас за него вступался. Стради… Гарроне… Крочи… Был среди них и мальчик по имени Крочи. «Сердце» Эдмондо де Амичиса. Я получил эту книгу в подарок еще от своего отца. Это была большая книга, похожая на альбом для марок. Я куда–то убрал ее. Она должна где–то быть. В этой книге есть рассказ о мальчике из Калабрии. Как–нибудь я прочту его еще раз. Стради… Гарроне… Крочи…

Он замолчал. И вдруг, будто лишь сейчас заметив Арнольда, спросил:

— А этот из чего сделан? Послушай, Чиму, ты не можешь сказать, из чего он сделан? Из дерева? Но из какого дерева? А лицо у него…

Арнольд был явно оскорблен:

— Что вам опять не понравилось в моем лице?

Отец задумчиво повертел Арнольда в руках.

— Как ни говори, а он какой–то жалкий, ободранный. — Отец поднялся с дивана. — Да, просто жалкий.

Йолан Злюка–Пылюка пролетела над Арнольдом:

— Вы жалкий. Слыхали?

Вечерело. В комнате на стол ставили тарелки, раскладывали салфетки. Арнольд машинально наблюдал за сервировкой.

— Если бы тогда в лесу нас не застала гроза, все сложилось бы иначе.

После ужина посуду убрали со стола. Чиму неожиданно прижалась к Арнольду. К самому его лицу.

— Куку… слышишь? Не обращай на них внимания! Кто бы что ни говорил, ты не волнуйся. Если что–нибудь случится, переселишься в мою гостиницу. Понял? Сразу переселишься. Правда, сейчас гостиница полуразрушена. Пятый этаж обвалился. Ничего не поделаешь, я не достала строительного материала. А потом, эти сезонные рабочие… Знаешь, я наняла сезонных рабочих, итальянцев, а они… Нет, кажется, я не смогу договориться с итальянцами. Ты разбираешься в строительных материалах? Не хотелось бы, чтобы меня снова надули. Ужасно! За всем приходится следить самой! Ни на кого нельзя положиться. А может, ты… поселишься на первом этаже? Комната небольшая, зато окна выходят в сад. У тебя много вещей? Думаю, что немного. Над тобой будет жить польская графиня. Сосед слева — одноухий мышонок. Ему оторвали ухо в драке. Вообще–то он играет в оркестре. На скрипке. О, он не станет тебе докучать! Я настояла, чтобы он репетировал на крыше. Правда, крыша сейчас обвалилась. Значит, он будет играть в саду! Почему бы ему не поиграть в саду? Ты любишь заниматься садоводством? Эта польская графиня вечно поливает цветы. Просто беда с ней, совсем цветы залила. Погоди, она и тебе расскажет о своем муже, от которого она сбежала. Чего она только не рассказывает! Но даже половине верить нельзя. Иногда я подсаживаюсь к ней и слушаю. Но знаю, что больше половины — выдумка. Когда ты хочешь переселиться? Подождешь, пока приведут в порядок четвертый этаж? Хочешь подождать? Когда ты мне дашь ответ?

Ночь.

Росита Омлетас возмущенно набросилась на Арнольда:

— Вы собираетесь переехать в гостиницу? Так сразу и переедете?

— Но милая Росита! Я еще не дал окончательного ответа. Вы и сами знаете, что…

— В моем присутствии… На моих глазах! Я своими ушами слышала! Вы даже не потрудились…

— Уверяю вас, дорогая Росита…

— Нечего меня уверять! Значит, вы переселяетесь к польской графине? К этой графине с весьма сомнительной репутацией?!

— Полно вам!

— Все знают, что эта графиня давно связалась с одноухим мышонком!

— Не надо преувеличивать! Это уж слишком!

— Но вы–то уж одноухого вытесните, не сомневаюсь!

— Росита… это недостойно…

— Кого? Вас?

— Нет, вас! Росита, ну пожалуйста! — Голос Арнольда был тихим и бархатистым, как сама ночь. — Если когда–нибудь мне придется уехать отсюда, я уеду только вместе с вами.

— Со мной?

— Да.

«Повеса, — думала Росита, — прожженный повеса!»

— Что бы вам сейчас сказала Йолан Злюка–Пылюка!

— Не сердитесь, Росита, но Злюка–Пылюка меня не интересует.

— Где она теперь?

— Мне все равно. Наверное, гремит где–нибудь замком. Старым ржавым замком. Или трещит в полу. В щели. Или летит в сквозняке, возникшем от хлопанья дверей.

— Вы с ней давно знакомы?

— К сожалению, давно. Но не оставить ли нам в покое Злюку–Пылюку? Ведь мы так редко бываем вдвоем, милая Росита.

— В самом деле, Арнольд! Знаете что? Спойте мне!

— Сейчас? Ночью?

— А вы тихонечко… вполголоса. Думаю, это никому не помешает. Спойте старинный шлягер, который вы исполняли в кабаре.