Лидия Лесная - Затмение Луны и Солнца

И Василий вертелся волчком перед Сергеем, в то же самое время двигаясь вокруг него.

— А оттого, что я вокруг Сергея хожу, делается зима и весна, лето и осень? — спросил Василий.

— Правильно. А я за луну, — сказал Яков Иванович, — я вокруг земли хожу.

— А почему, Яков Иваныч, луна не греет? — спросил Сергей.

— Потому что она не имеет своего тепла, даже света своего не имеет.

— Луна-то?

— Конечно. Она светит не своим светом, а солнечным. Солнце ее освещает, она и светлая. Возьми в потемках наведи из соседней комнаты свет от лампы на какую-нибудь вещь, хоть на стакан, что ли. Если все остальное будет темное, и только стакан светлый, каждый скажет, что стакан светится, пока ты не объяснишь, что его соседняя лампа осветила.

— Так. А теперь затмение давайте сделаем. Значит вы, Яков Иваныч, когда окажетесь между мной и Сережкой, и закроете его от меня, — стало-быть, солнце мне не видно, и я называю это затмением. Так что ли?

— Так.

— А затмение луны как будет?

— Вот как.

И Яков Иваныч стал так, что Василий оказался между ним и Сережкой.

— Земля закрыла от меня солнечный свет, — стало-быть, я потемнел. Ты меня затмил, Василий, вернее не ты, а твоя тень.

Земля закрыла солнечный свет…

— А тень земли тоже круглая, как и луны?

— Конечно, тоже, ведь наша земля круглая, она — шар. И луна шар.

— А солнце?

— И солнце — шар. Только земля и луна — шары затверделые, а солнце все расплавлено, все кипит. И вот, когда…

Тут Сергей перебил его:

— Погоди-ка, Яков Иваныч, я не понял вот чего. Ты говоришь, что Васька вокруг меня ходит, и на нем от этого делается зима и лето.

— Не на Ваське, а на земле.

— Ну да, на земле, Васька-то, ведь, земля наша. Так вот этого-то я и не понял. Почему это, если земля вкруг солнца ходит, она то жарче, то холоднее становится? Разве солнце с одного бока жарче греет, а с другого холоднее?

— Нет, суть не в этом. А я тебя так спрошу: если летом солнце прямо над головой твоей стоит в полдень, — жарко?

— Жарко.

— А когда оно к закату все ниже да ниже склоняется, — прохладнее становится?

— Конечно.

— Вот в этом-то разгадка и есть. Косые лучи греют слабее, прямые — сильнее. А земля движется вокруг солнца наклонная слегка, — не так как Василий двигается, ровно стоя, а как если бы он подвыпил и косяком пошел. И потому в иных местах попадают на землю лучи прямые и делают лето, потом они идут косее, и помаленьку холоднее делается — осень наступает, потом зима, а затем снова выравниваются лучи, и приходит весна.

— Стало-быть, — говорит Вася, — не могу я землей быть. Я не пьющий и косяком ходить не умею.

Вдруг Яков Иваныч застонал и обеими руками стал скрести шею.

— Ох, не могу больше, сил никаких нет! Пантелей Семеныч, — закричал он, — как хотите, а я ушел, не могу больше терпеть: мошки загрызли до смерти.

И правда, — мошки черной тучей все время кружились над бедными рыбаками и жалили немилосердно сквозь рубашку, забирались в рукава, забивались в нос и рот.

— Ну, пойдем, пойдем, — согласился Пантелей, разгибая с трудом спину. — Червяки больно хороши, правда, а и мне невтерпеж стало от мошек проклятых, затмения на них нет.

— Вот верно, — откликнулся Василий, — нашло бы затмение на недельку, все бы они пропали, правда, Яков Иваныч?

Но Яков Иваныч уже бежал вниз с опилковой горы, раздирая в кровь грудь и руки.

— Пойдем скорей, выкупаемся, — кричал он снизу, — я говорить больше не могу, помираю!

Все побежали к реке, окунулись, поплескались и, освеженные, быстро двинулись домой.

Настала зима. Как-то Василий был в потребиловке, — мать просила пшена купить да дрожжей. Купил, возвращается, а с почты ему кричат в окошко:

— Василий, зайди-ка на минутку, возьми письмо, в вашу деревню передай.

Оказалось, письмо Якову Иванычу из города. Василий быстрым ходом — домой, знал, что учитель доволен бывает всякой вести городской. Подходит к деревне, издали видит — Яков Иваныч на берегу дрова колет.

— Яков Иваныч, письмо тебе!

Тот, как письмо распечатал да глянул в него— Васька! — кричит, — мы с тобой завтра затмение увидим!

— Да не может быть!

— Верно! Из города пишут мне, что 8 февраля будет.

— Солнечное?

— Лунное!

Книжку под мышку — айда всех оповещать: собирайтесь, мол, завтра к девятому часу на берег озера — будем затмение лунное глядеть.

Батюшки! Что тут пошло! Ребята прыгают, старухи крестятся, молодежь Якова Иваныча на части рвет: рассказывай!

На улицу все высыпали, Яков Иваныч опять Сергея — солнцем ставит, Василия — землей, Петра — луной, громко объясняет, все слушают — гам, шутки, смех.

— И чего галдите? — сердито сказал старик Савин, проходя мимо. — За грехи нам это посылается, знамение это нам, чтобы опамятовались мы, надо в тишине встретить чудо. А вы, как на ярмарку, собрались.

— Какое же тут знамение? — спросил Василий, — если ученые его за сто лет предсказать могут? В стачке они с небесами, что ли?

Старик только рукой махнул и дальше пошел. И что он мог ответить? Конечно — ничего.

На другой день с утра шел снег и все небо было закрыто тучами. Ребята ходили, как пришибленные — так они надеялись увидеть затмение, и вдруг — ничего видно не будет. Вот досада! И нельзя будет доказать Савину, что про затмения ученые знают лучше других прочих граждан. Но к вечеру поднялся ветер, тучи понемногу рассеялись, высыпали звезды. На берегу озера, как в праздник какой, ходили девушки с парнями. На крылечках сидели старухи и старики. А собаки лаяли на луну. Спать никому не хотелось.

— Смотрите, смотрите, — сказал Яков Иваныч, — на краюшке луны уже показалась тень.

— Гляди! Тень!

Черная тень закрыла край луны и стала медленно двигаться к середине.

— Ох, батюшки-светы!..

— И что же это будет?

— Глянь, Петька, глаз ейный закрыло заслонкой!

— К войне это, что ли?

— К голоду, мать моя, к голоду!

— И не к войне, и не к голоду! — крикнул Василий, — нам Яков Иваныч все объяснил. Земля встала между луной и солнцем и свет закрыла. Черная заслонка эта и есть тень земли. И никаких страхов в этом деле нет.

— И вся луна закроется? — спросил Сергей.

— Нет, — это затмение будет частичное. А иногда закрывается и вся луна, — тогда затмение называется полным.

— Медленно как наползает, тень-то.

— Да, она часа полтора надвигается.

Понемногу стали расходиться: кому спать захотелось, кому холодно стало. И на берегу осталась только молодежь. Прошло три часа. Луна медленно освобождалась из тени, и становилось опять светло.

— Солнечное затмение наверное красивее? — спросил Василий.