Габриэлла Сантини - 20 великих исследователей, изменивших мир

Наконец, 12 мая 1926 года я летел над Арктикой с Линкольном Эллсвортом – американцем, который финансировал моё предприятие, и итальянцем Умберто Нобиле, который построил и пилотировал дирижабль N1 «Норвегия».

Хочешь стать как Руаль? Учись планировать свои дела и не допускай, чтобы последнее слово оставалось за непредвиденными обстоятельствами.

С дирижабля мы сбросили на полюс три флага: норвежский, американский и итальянский. Они символизировали наш тройственный союз в этом полёте.

«Вы с Умберто остались большими друзьями, не так ли? – спросил Линкольн два года спустя, незадолго перед тем, как я улетел на борту аэроплана «Латам-47» на поиски потерпевшего крушение в Арктике дирижабля Нобиле. «Нет, вообще-то мы не разговаривали после того путешествия в мае 1926 года». – «Поэтому теперь ты не афишируешь свою помощь? Мы даже не уверены, что он ещё жив… Ты берёшься за очень рискованную задачу, без всякой гарантии успеха».

Да, я помню, что тогда сказал Эллсворту: «Ты помнишь, Линкольн, как там красиво, в высоких широтах? Разве я могу отказаться ещё раз увидеть всё своими глазами?»

Исследователь

Килки-хаус, Ирландия, 1874 г. – Грютвикен, Южная Георгия и Южные Сандвичевы острова, 1922 г.

«Никакой корабль не может пересечь море льда! Даже „Эндьюранс“. Пора уже посмотреть фактам в лицо и признать очевидное», – сказал я Тому Крину, моему второму помощнику.

«Капитан Шеклтон, мы уже всё пробовали. Даже целыми днями обкалывали лёд кайлами… И что же „Эндьюранс“? Вместо благодарности он сдаётся», – хрипло ответил он. Том опустил взгляд, и из-под его века покатилась полузамёрзшая слеза.

Я потрепал его по плечу, затем погладил четырёх щенков, которые ходили за ним по пятам. Они родились несколько месяцев назад, во время долгого морского перехода. Кроме 79 ездовых собак, на борту были 45 новозеландских овец и разнообразная провизия.

Лорд Уинстон Черчилль торопил нас, и 1 августа 1914 года мы отплыли из Плимута с благословения короля Георга V. В качестве подарка он вручил мне британский флаг и выразил надежду, что мы привезём его обратно – по возможности живые и здоровые.

Экспедиция, которую я задумал, должна была поднять престиж британской короны, да и мой собственный. Мы собирались первыми пересечь Антарктический континент от моря Уэдделла до моря Росса, что составляло примерно 2800 километров.

К тому времени я участвовал в нескольких экспедициях, но эта должна была стать решающей: мне исполнился уже 41 год, и я вложил все надежды, устремления и мечты в «Эндьюранс».

«В конце концов, трудности – это всего лишь то, что нужно преодолеть».

Когда мы праздновали наступление 1915 года, компанию нам составляли тюлени, пингвины и антарктические ветра, достигавшие скорости более 130 километров в час. При этом волны были выше 10 метров, а температура – минус 40 градусов по Цельсию. А теперь? Да, я не мог оторвать глаз от своего трёхмачтового корабля: часть его ещё возвышалась над снежно-белым паковым льдом, но высокие торосы, перевитые голубыми и серыми прожилками, буквально расплющивали его. Он стонал и трещал, деревянные части ломались под напором льда, и «Эндьюранс» был похож на погибающего великана.

Он попал в западню из плотных льдов. А мы были в сотнях километров от нашей цели. И без радио.

«Эндьюранс» выглядел всего лишь как дряхлый китобойный бот, на который поставили мощный паровой двигатель, пожиравший каждый день 6 тонн угля. Но для меня и остальных 27 человек команды наш корабль был всё равно что живой человек – с бьющимся сердцем, мышцами и венами.

Я вдруг увидел себя ребёнком, путешествующим с семьёй, затем мальчишкой. Мой отец Генри, врач, надеялся, что я тоже выберу медицину, ведь я был старшим сыном в семье, хотя и вторым по старшинству из 10 детей. Мне следовало пойти по его стопам, но я не отличался послушанием и выбрал свою дорогу. Уступив кому-то из приятелей в игре, я повторял себе: «Если проиграю, то сделаю это с честью и не обижая своих товарищей».

Много лет прошло с тех пор, однако картины детства напомнили мне о тех принципах, которые сделали меня крепким, уверенным в себе и решительным.

Когда даже клотик – бочка на самой высокой мачте, откуда обозревали горизонт, – начал покрываться льдом, я принял решение. Столбик термометра упал до минус 30 градусов, но если бы он показывал уровень надежды в сердцах моей команды, то опустился бы ещё ниже. Эти люди нуждались во мне, и я не имел права пасть духом.

«„Эндьюранс“ означает стойкость, упорство. Это всё, что нам остаётся теперь, – сопротивляться! Давайте перегрузим всё на спасательные шлюпки. Мы поставим их на сани и потащим», – приказал я.

Когда я смотрел вдаль, на горизонт, мне всё время чудилось, что за нами наблюдают два больших китовых глаза, блестящих и безмятежных. Или это просто странная игра света?

Нам предстояло новое путешествие, без корабля и без моря, по паковому льду. Из шлюпок и льда мы построили укрытия и организовали «Лагерь терпения». В одном я был уверен: я сделаю всё, чтобы мы остались целы и невредимы.

Хочешь стать как Эрнест? Помни, что самые немыслимые испытания легче выдержать, если рядом друзья.

Эти большие глаза продолжали молча следить за нами ещё несколько месяцев.

Лёд постепенно начал таять, и мы смогли спустить шлюпки на воду. Мы плыли 15 дней – голодные, насквозь мокрые и уставшие до предела, пока не достигли острова Элефант, куда ещё не ступала нога человека. Эти глаза наблюдали, когда шестеро из нас проплыли на шлюпке ещё 1200 километров и достигли Южной Георгии – острова между Южным полюсом и Аргентиной, на котором находился посёлок китобоев.

Таинственные глаза всё ещё следили за нами, когда с помощью верёвок и топоров мы выбрались на остров, а затем, не имея ни карт, ни палаток, непрерывно шли более трёх суток до деревни Стромнесс.

Я так и не понял, что это было – кит, морской дух или же просто моя сила воли. Главное, что эти глаза смотрели на нас благожелательно: 22 наших товарища, оставшихся на Элефанте, были спасены, и мы вернулись на родину. Мы не снискали признания и наград, зато все остались живы. Неплохое достижение, не так ли?