Гаррард Конли - Стертый мальчик

– Кроме того, нам стоит подождать до свадьбы, – сказал я, испугавшись, что за ее жестом последует нечто более интимное.

– Ты прав, – согласилась она и убрала руку.

Мы были вместе уже полтора года, и прихожане нашей церкви хотели, чтобы мы поженились до того, как студенческая жизнь нас изменит. Тем летом мы ездили во Флориду вместе с моими мамой и тетей. Когда мы сели в машину, в водительское окно заглянула мать Хлои и театральным шепотом произнесла маме в ухо: «Знаешь, после поездки все изменится. Вы ведь поселитесь в одном гостиничном номере. Все изменится!»

Но ничего не изменилось. По ночам мы с Хлоей тайком сбегали с бутылочкой охлажденного в ведерке вина и сидели у подсвеченного бассейна, наблюдая за волнистой рябью и прислушиваясь к сердитому прибою, бушевавшему где-то в темноте. Я начал думать, что ничего, кроме дружбы, нам не нужно. Только с Хлоей я чувствовал себя полноценным. Было забавно ходить с ней по школьным коридорам и ловить на себе одобрительные взгляды. Я читал в ее глазах настоящую любовь, на которую когда-нибудь, возможно, смогу ответить. В нашу первую встречу в церкви она улыбнулась мне так искренне, что сразу после службы я пригласил ее на свидание, и вскоре мы погрузились в счастливую повседневность: смотрели вместе кино, слушали музыку, играли в видеоигры, помогали друг другу с домашними заданиями. Как будто и не в чем было признаваться, пока не случился этот интимный момент в машине, после которого между нами возникло напряжение.

Мы с отцом вышли из кабинета и присоединились к работникам, вставшим на колени на холодную плитку у дивана. Над нашими головами красовалась вывеска: «СКВЕРНОСЛОВИЕ НЕ ДОПУСКАЕТСЯ. РАБОТАЕМ С БЛАГОСЛОВЕНИЯ ГОСПОДА».

Брат Хэнк, который стоял слева от меня, так зажмурился, что в уголках его глаз появились белые морщинки. Он был лучшим продавцом в салоне отца и всегда находил что сказать.

– Господь всемогущий, – начал он, – даруй этому мальчику сил донести свою проповедь сегодня.

Тяжелой рукой он приобнял меня за плечи и прижал к своим ребрам. Я почувствовал резкий аромат ментола и запах земли с его фермы, которую я мельком видел, когда гулял в лесу недалеко от дома.

– Даруй ему благодать, – продолжал брат Хэнк, – и милость.

Он на секунду умолк, позволив отдаленному тиканью хромированных часов в кабинете отца настроить всех на серьезный лад. Кто-то одобрительно закряхтел.

– Да, Господи, – сказали все. – Да будет так, да будет так, да будет так, – повторили они.

Брат Хэнк снял руку с моих плеч и вознес ее у меня над головой. Так делал отец, когда шутя разбивал о мою голову воображаемое яйцо и изображал, как желток стекает по моим щекам.

– Сделай его сосудом истины. Да не изольется ложь из благословенного источника. Аминь!

– Аминь! – воскликнули мужчины и, скрипя коленями, поднялись на ноги.

Мы уселись на стулья, поставленные кругом у дивана. Брат Нильсон и мой отец сидели в середине. Брат Хэнк достал стопку Библий из ящика соседнего стола и расправил их веером, как колоду карт. Каждый внимательно выбрал себе по экземпляру и старательно осмотрел его, прежде чем открыть.

– Расскажи мне что-нибудь, прежде чем мы начнем, – попросил брат Нильсон, выудив собственную Библию из-под диванной подушки. На потрескавшейся кожаной обложке золотыми буквами блестело его имя. Потрепанная Библия словно говорила нам: «Перед вами человек, чьи пальцы мнут и листают эти страницы вот уже двадцать лет. Перед вами человек, проливший немало слез над этой книгой и промочивший ими красные слова нашего Спасителя». – Я тут поговорил с парнями, и мне вот что интересно, мальчик, – продолжал брат Нильсон. – Что ты думаешь о ближневосточной проблеме? Правильно ли ведет себя президент?

Я замер. Присутствие Хлои защищало меня от прямых вопросов о сексуальных предпочтениях, но я мог себя выдать, высказав неугодное мнение. Я всегда нервничал, когда приходилось о чем-то высказываться. Одно дело прослыть неженкой, и совсем другое – неженкой, сочувствующей арабам: это могло навести на мысль о моем тайном влечении к мужчинам. А если подобное выйдет наружу, то ничто уже не остановит окружающих от того, чтобы размолоть в пыль каждую крупинку моей личности. Любое высказанное мною мнение превратится в очередной симптом моей гомосексуальности. Я мог похвастаться, что натер до блеска больше автомобилей, чем любой другой работник моего отца; мог тыкать пальцем в мальчишку в школе и смеяться над ним из-за того, что он носит узкие джинсы и зализанную прическу… Но если меня заподозрят в особых склонностях и мыслях, то я перестану быть человеком в глазах этих людей, в глазах моего отца.

– Ну что? – спросил брат Нильсон. Подавшись вперед, он вяло улыбнулся. Казалось, ему нужно приложить немало усилий, чтобы оторвать спину от кожаного дивана. – Язык проглотил?

Я приготовил отрывок про Иова, несчастнейшего из несчастных ветхозаветных героев. Решил, что если буду придерживаться Писания, то смогу увернуться от критики и пристального внимания стеклянных стен салона, похожих на стекла микроскопа, сквозь которые лился желтый свет, обнажая мою затухающую веру и подозрительную манерность. Растерявшись, я не знал, что делать или говорить.

Я кашлянул в кулак и открыл Библию, стараясь не обращать внимания на взгляд брата Нильсона.

– Пример Иова показывает нам, что мы не знаем волю Божью, – начал я. – Почему случается плохое? И почему – с хорошими людьми?

Я бессмысленно глядел в книгу, стараясь успокоить дрожащие руки. Взгляды брата Нильсона и отца прожигали меня насквозь, но я не смотрел в их сторону, а перелистывал страницы в надежде, что смогу собраться с мыслями.

– Продолжай, мальчик, – сказал брат Нильсон. – Пусть Святой Дух говорит через тебя.

Я вглядывался в слова, пока они не превратились в набор бессмысленных символов и не закружились перед глазами. Простые фразы, заученные мной накануне вечером, отказывались вставать рядом с истертыми банальностями, которые прививали мне три раза в неделю в церкви с момента моего рождения.

– Иов был хорошим человеком, – сказал я. – Он не заслужил того, что с ним случилось. Но друзья не слушали его. Они…

То, что я пытался сказать, было невозможно, слишком сложно обратить в слова. Когда в жизни Иова все рухнуло, когда из-за пари между Сатаной и Господом погибли его жена, двое детей и весь домашний скот, друзья спросили, в чем он провинился, чем заслужил наказание Господа. Они только этим могли объяснить случившееся. Плохое случается с плохими людьми. Но как быть, если с плохим человеком случается хорошее и наоборот?

Я поднял глаза как раз в тот момент, когда Хлоя подъехала к салону. Свои длинные волосы она собирала в хвост; брекеты портили ее улыбку. Сколько раз я использовал их как предлог, чтобы прервать поцелуи взасос. На чтение и обсуждение Библии женщин не допускали, но Хлоя была немного бунтарка. Она считала, что женщины, как и мужчины, имеют полное право занимать в церкви важные руководящие должности, правда, сказала мне об этом по секрету. Большинство прихожанок, как и моя мама, твердили, что в Писании четко указана роль женщины и что священнослужителем должен быть мужчина, но попадались и те, кто оспаривал это мнение.