Вилен Гай - Сказки-рассказки бабушки Вики

Остальная обувь покосилась на нее, достаточно долго и потеряла к ней всякий интерес.

– Хочу их! – заявила маленькая девочка, с голубыми, веселыми глазами, соломенной челкой, прикрывающей лоб, с завитушками волос, торчащими в разные стороны и танцующими веснушками на носу. – Я хочу их!

– Милая! – наклонилась к ней мама. – Давай хотя бы войдем в магазин.

– Давай войдем. Но, я хочу их!

– Родная, что в них привлекательного? Это же Калоши!

– Нет, это не калоши, а Калошки! И они, они…. Они прекрасные!

– Черные и угрюмые.

– Не правда! – стояла на своем девочка. – Они самые изя… изя..сные!

– Какие?! – засмеялась ее мама.

– Такие, как твои туфли!

– Изящные? – усмехнулась мама. – Это они-то?!

– Они! – твердо заявила девочка. – И я хочу их!

– Вот куда ты будешь в них ходить? Они же только для дождя?

Левая Калошка позевывала, не вникая в разговор за стеклом, а вот Правая, слыша его прекрасно, так мило улыбалась, подмигивая девочки, что яркая звездочка, отражающаяся от светильников на ее носу, постоянно плясала, чем привлекала девчушку еще больше.

– Пожалуйста, давай войдем в магазин, а то на нас уже все смотрят. Выберем самые красивые туфельки или ботиночки. Я куплю тебе все, что понравится.

– Мне нравятся ОНИ! И я хочу их примерить.

– Хорошо, ты их примеряешь. И сама поймешь, что калоши это не то, что надо тебе. В конце концов, это не модно.

Они вошли. Выбрали несколько пар, девчушка все примеряла, подбегая к витрине, кивала Калошкам, словно говоря: «Не волнуйтесь, мы вас купим!»

Наконец мама была довольна и шагала к кассе.

– Мамочка, а калошки?!

– Ты несносная девчонка! – заявила мама и добавила: – Иди, меряй и пойми, наконец, разницу.

И девочка надела их. Радостно смеясь, бегала и прыгала, топала и плясала. Все покупатели, продавцы и просто прохожие мимо отдела, улыбались и ахали. Калошки же так нежно поскрипывали, подпевая ей, что девчушка не могла остановиться.

– Ну, все, все, хватит! Померяла и будет! Нам еще плащик тебе купить.

– Мамочка, я не могу их бросить! – заявила девочка. Тут же прищурила глаз и хитро улыбнувшись, добавила: – А самое главное – на улице дождь! Мамочка, ты же не хочешь, чтобы мои новенькие туфельки намокли и расквасились? А потом зима. Или ты хочешь, чтобы мои валеночки промокли и я заболела? Я же знаю, мамочка, ты этого не хочешь.

– Ну, ты и хитрая! Бери уже, свои калоши!

Калошки сестрички поселились в маленьком уютном доме. У них появилась свое место на полочке в прихожей, самое центральное, среди всей обуви. Но они не загордились. Они скромно стояли тут с вечера до утра. А днем, днем они бегали по лужам и… Правая радостно чвякала, распевая веселую осеннюю песню. А Левая, вздыхала и повторяла:

– Вот он, твой красочный Мир! Холодный, мокрый, серый и полон опасностей.

– Ничегошеньки-то ты не понимаешь. – отвечала ей Правая. – Он невообразимо интересен. И совсем, совсем не опасен!

– Ах! – воскликнула Калошка, глядя вслед удаляющейся белой шубке и красной шапочке с огромным, болтающимся бубоном. – А как же Я?!

Февраль. Обычно третий месяц зимы холодный, с метелями, лютующими и секущими, с вьюгами, завывающими в печных трубах, со снегами, засыпающими дорожки, дома и все, все остальное. С большими сугробами, снежными замками, довольными снеговиками. Недаром его называют Лютым*. А еще он Февруарий – слово не русское, оно зашло к нам из Византии. Коренные славянские названия сего месяца были другие. Наши предки называли его: сеченъ** и снежен***. Да, у него много – много имен: вельяча – говорят иллирийцы, кроаты – свечен и сечен, карниольцы: свичан, венды: свечник, сечан, друиник, то есть, второй. Сорабы: свечковний, чехи и словаки: унор.

В этот же год февраль был другим, настоящим Бокогреем***** переменчивым, теплым. Без сосулек, свисающих с крыш, с грустными снежными фигурками, нахмуренно поглядывающими на яркое синее небо и радующимися порыву ветра, нагоняющего облака, которые бросают пучки снежинок, а те тут же тают.

– А как же я? – кричала Калошка, погружаясь в рыхлый, посеревший снег. – Сестренка!

Ее отчаянный крик тонул в холодной воде, наполняющей ее до краев. Стало совсем холодно, и она скукожилась, стараясь выплюнуть из себя грязную жижу. Но, увы, ничего не получалось. Ее блестящая резина стала жесткая, а красная стелька, яркая, новенькая, как и она сама, морщилась и темнела, под грузом заполняющим ее. – Се… стре…. Кхе-кхе! – закашлялась Калошка и, уловив последний яркий луч, погрузилась в холодную мглу.

Шло время, Калошка вздыхала, вспоминая веселое время, когда они вдвоем с сестрой-близняшкой, бегали вместе с девочкой Машей, по хрустящему снегу. Гуляли по городу, знакомились и заводили друзей, таких же близнецов, как и они. Она совсем промокла и замерзла. Посопротивлявшись, немного, своей участи, маленькая Калошка уснула.

Страшный скрежет разбудил ее. Калошка открыла глаза, и сердечко ее заколотилось. Яркий свет подарил надежду и она, возвысившись над кучей укрывающей ее, принялась ликовать, что вот сейчас, Машенька заберет ее домой, высушит, согреет, и они снова будут играть. Но, вместо девочки, она разглядела мужчину, в серой одежде и черной шапке, насунутой до самых глаз. Он подхватывал груды снега лопатой и бросал под деревья, убирая с дорожек. Калошка грохнулась, сверху на нее посыпались ворохи снега и мусора. Надежда оборвалась и она, отдаваясь участи, потеряв последние силы и голос, снова закрыла глаза.

– Фыр! – раздалось рядом. – Не съедобная!

– Ой! – испугалась Калошка. – Простите!

– За что же тебя простить? Что не съедобная, или что лежишь тут, в моем дворе?

– Наверное, за то и другое. Здравствуйте!

– Фррр, мяу! Вежливая какая, аж противно. Ты кто такая?

– Я?! Я – Калошка, правая.

– Правая! Это что же, есть еще и левая?

– Да! – обрадовано заговорила Калошка. – Мы близняшки.

– И где же она?

– Потерялась. – слеза сбежала и вырвался всхлип. – Вернее, это я потерялась, застряла в снегу, а они… они, не заметили.

– Не реви! – сказало странное существо и толкнуло ее, легонько. От этого прикосновения Калошке стало теплее, и она спросила:

– Простите! А вы кто?

– Что ты все извиняешься?! – существо подпрыгнуло и сделало круг, виляя хвостом. – Я – кошка!

– Очччень ппприятно! – слегка заикаясь, сказала Калошка.

– А чего икаешь?

– Замерзла.

– Вот же невезение. – Кошка присела и уставилась на Калошку. – И не съесть тебя, и бросить жалко.

– Не бросайте. Пожалуйста! – попросила Калошка.

– Отчего же я такая добрая?! – фыркнула кошка и, схватив Калошку за задник, понесла в дом.

___________________________________