Артем Литвинов - Боспорские истории Причерноморья и Предкавказья

Растительность на большой площади не изобиловала. Повсеместно произрастали гусиный лук и бескильница, привезенные сюда из Тавриды . Если где-то и встречалось небольшое дерево или три-четыре кустарника, то они имели вид настолько бедный и непривлекательный, что всякая коза или овца обходили их всегда стороной. Только всезнающие мудрецы и смелые юнцы, к коим относился Ксенофон, приходили к сопкам за лечебным материалом.

В свою очередь Пантикапей показался авантюрному торговцу из Гермонассы величественным. Многие и многие минуты он стоял на месте и наслаждался живостью речи, мелькающими лицами, ухоженностью аллей с кадками высоких пальм и возвышающейся над полисом горой. По главной торговой улице, не замечая жидкой весенней грязи, сброда босяков и грузчиков- киммерийцев с орлиным пронизывающим взглядом, двигались обоз за обозом. Волы влачили нагруженные телеги, топотали ноги по деревянным настилам, яростно командовали рабами вездесущие капитанские помощники с прибывающих и отходящих судов. То справа, то слева хлопали бичи погонщиков, раздавалось ржание ретивых молодых жеребцов и фыркание старых тягловых кобыл.

Не спеша Ксенофон двигался со своей необычной ношей в сторону торговой площади. Не знал он, чем может обернуться его идея, но верил юноша в удачу и целебные свойства грязи. Пыльная площадь была унизана ларями с зерном и мясом, вином и маслом розы, орехами и фруктами, тканями и коврами из всех стран Востока и Запада. Пестрели халаты иноземных торговцев в огромных тюрбанах. Не редкость было встретить здесь грязно-рыжую громаду верблюда и взбудораженное суетой стадо овец. Торговая площадь шла от ряда к ряду амфитеатром и заканчивалась большой улицей с резиденцией смотрителя агоры , или рынка, в Пантикапее.

Верхний ярус выглядел наиболее чистым и спокойным. В самом доме-резиденции на открытой веранде восседал глава агоры – всемогущий эллин Капанеус , дальний родственник владыки Боспорского царства Спартокида . Он с наслаждением мечтал за чашей местного вина на длинном диване в пестром дорогостоящем ситце , тихо поглаживая спину любимой кошки. В очередной раз Капанеус оглядывал свои владения, пересчитывая пекарни, обувные мастерские и лавочки, заваленные медными болванами для глажения тог и туник . Даже облезлые собаки, всячески досаждающие лаем привязанным к цветущим платанам ослам, не могли остаться без внимания хозяина. Возле усыпанной молодым цветом листвы осины заметил смотритель агоры Ксенофона, резво поднимающегося по амфитеатру ларей для выбора места торговли. Их взгляды пересеклись. Жестом властителя, Капанеус подозвал к себе юнца из Гермонассы с большим чаном за спиной.

Ксенофон тут же поспешил в сторону веранды. Смотритель агоры, не спеша и с явным пренебрежением, осмотрел юношу с ног до головы, несколько раз причмокнул и нехотя задал вопрос: «Откуда ты? Что за спиной? Кто дал тебе право бродить здесь?». Ксенофон сделал попытку ответить, но самоуверенный смотритель агоры отстранил юношу от чаши и открыл крышку. Смрадом повеяло от голубовато-бирюзовой слегка затвердевшей массы. «Я повторяю: что это? Кто пустил тебя сюда, раб? – взревел Капанеус. – Убрать эту мерзость из моего дома, с моей площади, из моего города!!! Наказать раба, я найду тебе расправу! Плети, двадцать плетей, – не унимался смотритель агоры, – сорок плетей!». Ксенофон вжал голову в плечи и лишь содрогался перед власть имущим Капанеусом. Последний с размаха ногой опрокинул чашу, и та покатилась по ступеням амфитеатра вниз. Чудом чаша не разбилась, но практически всё содержимое разлилось среди пыльных дорожек у торговых ларей. Юноша из Гермонассы помчался за своей емкостью подальше от неистово ревущего Капанеуса. С легкостью подхватив чашу с остатками грязи, он еще быстрее побежал в сторону прохода от торговой площади к жилым кварталам Пантикапея. Капанеус столь же скоро успокоился и отвлёкся на другие перипетии работы агоры.

Долго бежал Ксенофон, изрядно устал, опасаясь злости эллина. Лишь через несколько кварталов он бездыханно упал у порога небольшого, но аккуратного дома с раскинувшимся позади него палисадом в несколько яблонь. Ноги юноши налились усталостью, сердце билось с неистовой скоростью, жажда и голод одолевали тело и разум Ксенофона. По своей простоте он постучался в дверь дома, который показался ему столь милым. В Гермонассе обычным делом считалось попросить молока и хлеба для уставшего путника в любом доме, даже самом простом и бедном. Вот и здесь, в столице, Ксенофон надеялся на доброту хозяев жилища. Дверь отворила невысокая пожилая женщина.

– Уважаемая хозяйка, – начал Ксенофон, – не будет ли у вас возможности и времени помочь мне? Меня зовут Ксенофон. Я прибыл сюда с противоположного берега пролива Боспора Киммерийского из небольшого полиса Гермонасса с торговой целью. Мне не удалось продать мой товар. Голод и жажда застали меня в пути. Быть может, я смогу воспользоваться вашим гостеприимством и немного отдохнуть?

– Я не хозяйка, а служанка в этом доме, – ответила приятным голосом женщина. – Здесь живет эллин-капитан большого судна, перевозящего оливковое масло из Эллады в Боспор. Как известно тебе, юноша, в наших землях оливковые деревья не растут. Капитан имеет хорошую прибыль от своей нелегкой работы. Хозяйкой же дома является моя госпожа, Анастасия , жена капитана. У неё доброе сердце и мягкий характер. Пойдём со мной, Ксенофон, в мою комнату. Я накормлю тебя, там ты отдохнешь. К вечеру хозяйка вернётся с детьми из гостей и, мне кажется, не прогонит тебя.

– Спасибо, добрая женщина. Мне будет достаточно лишь самой малости пития и хлеба.

– Ты будешь накормлен в полной мере. Наш дом всегда был открыт для честного путника. Пока я разогрею тебе кашу, расскажи, пожалуйста, о своем товаре. Мне кажется, в нём таится некоторый секрет.

Ксенофон в ожидании безумно приятно пахнущей еды поведал о своем товаре, злоключениях на рынке и негодовании смотрителя Капанеуса. Служанка не задавала вопросов, внимательно слушала и лишь изредка кивала. У неё не вызвало удивления или неприязни факт продажи грязи. Эта масса даже заинтересовала её. Пока Ксенофон вкушал скромный, но сытный ужин, служанка осмотрела остатки вулканического ила, помяла его, втёрла в руки вместе с припасенным розовым маслом, аккуратно смыла образовавшуюся корку. Тем временем Ксенофон уснул.

Поздним вечером юношу разбудили громкие голоса и стоны, суета и беготня служанки, звон металлических тазов и дребезжание склянок. Ксенофон предположил, что это сон, но возникшая чехарда была наяву. Домой вернулась хозяйка с детьми. По дороге домой крепкий весенний ветер, неожиданно поднявшийся у самого подъезда к Пантикапею, продул путешественников. Дети и хозяйка Анастасия мучились от ломоты в спине и суставах. Будто бы плеяда ледяных игл поминутно ранили нежную кожу, вызывая судороги и боль.