Владимир Радимиров - Сын Ра. Волшебный эпос

– Как смел ты вызвать меня, жалкий царёк?! – низким, грозным и страшным в своём спокойствии голосом спросил Чёрный Царь.

Бедного Далевлада от сих слов чуть не хватил кондратий. Вмиг-то он протрезвел, по́том холодным облился, с головы до ног заколотился и наверное упал бы, если бы Яваха за шкирку его не поддержал. А язык у него уж точно отнялся, потому что кроме мычания, ни на какие звуки он способен не оказался.

– Я могу тебя в порошок стереть, а душонку твою ничтожную в великое мучилище ввергнуть! – повысил голос адский царь, да так, что стёкла в окнах задребезжали. Помолчал он недолго, ещё пущим гневом наливаясь, а потом как рявкнет: – Отвечать!!!

Не привык наш богатырь к такому крику. Порешил он в свару эту встрять, чтобы инициативу в руки свои взять. И пока Далевладка икал да ртом воздух хватал, Ваня не смутился и к пекельному царю обратился.

– Поравита тебе, твоё величество! – гаркнул он голосом молодецким. – Уж ты меня извини и сурово не кори, а это я настоял, чтобы наш царь твою милость вызвал. Страсть какая охота с тобою повидаться была. А посему позволь представиться: Яван я, Говяда! Иду в пекло с белого света, несу тебе от тамошнего люда привет!

Тут Яваха рассмеялся и картинно царю адовому поклонился, добавив затем с оптимизмом:

– Я ещё немного тут побуду и непременно к тебе в гости прибуду. Наяву тебя и повидаю. Уж извини, твоё державие, коль опоздаю!

Быстро восстал владыка ада с трона громадного, во весь свой величественный рост он выпрямился и, сверкнув чёрными очами, загремел громогласно:

– Да кто ты такой, чтобы шутить здесь со мною, ничтожный червяк?! Ты даже понять не в силах умишком своим ограниченным, что тебя за дерзость твою ждёт! Жалкая и глупая мошка!

А Яван в ответ усмехается. Не пугается он и не теряется. Даже стал от хамства царского более радым.

– Звать меня, – говорит, – Яваном Говядой, и грозить, величество, мне не надо. Я может и мошка, как ты баешь, да такая, что больно кусает, и ничего от неё не спасает! Сынки твои Грубовор с Хитроволом мне вон тоже грозили, да голов своих не сносили. И посланец твой, грифок, получил от меня урок. Может статься, я и в пекло в скором времени проберусь и до тебя, владыка ты охрененный, доберусь! Ага!

Тишина вокруг повисла чисто гробовая. А потом вдруг – грох! – Далевладка перепуганный в обморок греманулся: выпустил его Ванята невзначай.

Медленно-медленно сел на место Чёрный Царь, подлокотники ручищами сжал, так что костяшки пальцев аж побелели, и в Явана страшный взгляд вперил.

– Так это ты, жалкий человечишка, в моих владениях воду мутишь и порядки свои в них городишь? – совершенно внешне спокойно, ледяным и суровым тоном процедил он. – Добро-о…

После чего добавил гордо, усмехнувшись криво узкогубым ртом:

– Ну да недолго ты, дерзкий наглец, из бунтарских щелей выползец, торжествовать будешь! Уж я об этом позабочусь…

И Чёрный Царь взгляд свой стеклянный отвёл от Явана.

– А теперь – слушать мой приказ! – грознее некуда он прорявкал. – Встать, ничтожный царёк!!!

Лежавший мешком Далевлад, словно лунатик, на ноги поднялся и, качаясь, на владыку ада уставился. Волосы с бородищею у него дыбом встали, а глаза, казалось, распахнулись шире некуда, и не мигали.

– Завтра в полночь, – чеканным голосом изрёк главный чёрт, – выставишь на Жертвенной горе сына своего старшего Далевидку! Кровью и муками сына вину свою искупишь – часть лишь вины! Исполнишь – быть тебе тут царём! Пока… А коли нет – пеняй на себя!

И закончил презрительно:

– До свидания!.. хм!.. царь!

Всё видение после этого начало меркнуть, растворяться и блекнуть: потушились огни рубиновые трона и громадных колонн, и сами они стали прозрачными, словно призрачными. Вскоре всё это наваждение полностью исчезло, лишь какой-то миг ещё горели в дымке иллюзии пылающие очи ужасного великана, но вот и они пропали без следа, и пред глазами Явана появилась прежняя убогая комната. И едва потрясённый донельзя Далевлад пришёл немного в себя, как в изнеможении на пол он опустился и, всхлипывая и трясясь, к Явахе оборотился.

– Что ты наделал, лихая твоя голова! – накинулся он на витязя не шутя. – Да знаешь ли ты, что… что… эх, пропали мы все теперя! Сынок мой Далевидушка пропал! И душенька моя грешная в придачу!

А сам руками себя за лохмы ухватил и по-бабьи заголосил.

Только Ванюха присутствия духа не терял и как мог сокрушённого царя утешал.

– Не боись, царь-батюшка, не пужайся! – обнадёживал он его с жаром. – Раньше смерти не помирай, а барахтаться продолжай… Всё как надо у нас получилося, и ничего страшного пока не случилося!

– Эх, Яван-Яван! – с упрёком воскликнул царь. – Ещё как случилось-то! Ещё как!.. Мы же с тобою гнев Чёрного Царя вызвали! Это что, по твоему – пустяк? Э-э-э! Ветреный ты дуроплёт. А ну как он отряд карательный сюда пошлёт, и своих чудищ на нас нашлёт – что тогда, а?!

– Ну и что тогда?

– А то, что нельзя нам от их рук погибать-то! Вот в чём дело-то, Ваня… Случись такая беда, то души наши на долгий срок в пекельное мучилище попадают и силой своей аккумулированной упырей этих питают. Так-то вот!

Но Яван царя особо не слушает – знай своё гнёт…

– Ты, царь-государь, малость охолони и непорабыле́мы сии в голову не бери! – ему он говорит. – С чертями тягаться, чтобы за нас поквитаться – это дело моё. Я ведь того и хотел, чтобы хоть одного чёрта сюда заманить получилось – так оно и случилось. Всё, батя, идёт путём – мы им нос-то ещё утрём!

Да живо царька в охапку берёт и к гостям его обратно ведёт. И словечка даже сказать ему не даёт. Приведя же правителя в залу, царице Милояне его особу препоручает, дабы она царя от мыслей зудящих отвлекла и в веселье общее увлекла.

Только какое ныне веселье! Видя, что государь явно не в себе, в угрюмости пребывает и ликовать более не желает, гости понемногу дай бог ноги по дороге – все до единого и ушли. Рассказал Далевлад супружнице своей и старшему наследнику о нависшей над ними беде невозможной, после чего царица, как водится, чуть в обморок не грохнулась, за сердце рукою хвать, и ну орать да стонать. А зато Далевид, парень хоть и молодой, а пылкий да горячий, нисколько вроде не убоялся; сильно он взволновался, щёки с ушами у него запылали, а в глазах чёртики заиграли. «Никого я не боюсь! – твёрдо он заявляет. – Хочу с силою нечистою биться да сражаться!»

Яван же Далевидку отважного слушает да улыбается, потому как царевичев настрой боевой ему нравится.

– Рад слышать от тебя, Далька, – восклицает он, – таковые речи хоробрые! И отговаривать тебя от борьбы я нынче не стану, ибо нужон ты мне будешь для одного плану. Дело это трудное и, врать не буду, опасное, ну да и мы ведь не лыком чай связаны – такое покажем чертячьим посланникам, что соваться им сюда будет не повадно!