Владимир Радимиров - Сын Ра. Волшебный эпос

– У меня, – хвастает, – чаёк наилучший; не было ещё случая, чтобы его хулили, а я, милочек, многих поил, и все были рады – пили аж до упаду.

А сам смеётся, ухохатывается и чуть ли даже не падает. Да миску каши с маслом Ванюше наваливает. «Ешь, – говорит, – богатырь, угощайся, молодецких силушек набирайся!»

Попробовал Яван угощения дедова – а и впрямь каша-то знатная и на вкус приятная! Вдоволь кашицей угостился… А тут и чай дедушкин уварился. Ловеяр Ване кружищу полную наливает, протягивает, а тот её берёт, чаёк пьёт да нахваливает. Мигом кружку и осушил, – и добавок ещё попросил. Отвар-то и впрямь душист очень – утерпеть его не пить нету мочи!

Ваня ещё чаю черпает, да вдруг ощущает… что за чушь ещё такая? Сила некая его вдруг закачала… В очах его ясных затуманело, смешалося всё да поплыло, вихрем стремительным закрутило. Всё быстрее и быстрее круговерть несусветная в глазах у него мчалась, но и этого было мало – вот и тело его слушаться перестало, и совсем Ване муторно стало. А тут ещё огненный змей жгучим видением в угасающем его сознании закружился и… как вдруг отрезало: вчистую Яван вырубился.

Много ли, мало времени проходит – бог весть! – а только очухался Яванушка наконец и начал понемногу опамятоваться. С трудом немалым он в окружающую явь включился, поскольку находился в некотором забытьи, а затем туман у него в голове разошёлся чуток, и дошло вдруг до него, что он не свободен лежит тута, а прочными путами весь опутан.

– Эй, дед, ты там где? – позвал Яван грозно. – Что это ещё за шутки?! А ну развяжи меня живо, кому говорю!

Только вместо окрика громкого выдавил Ваня из себя сипение какое-то невнятное, для слуха малопонятное. А где-то через минуту шаги неподалёку послышались, и сам Ловеяр пред взором Ваниным предстал. Пригляделся богатырь пленённый к наклонённому над ним мурлу – ну и ну! – старичишка-то, оказывается, в лице переменился: злым да ехидным Явановым очам ныне привиделся.

Наклонился он ещё ниже над связанным витязем и издевательски захихикал, а потом добавил радостно:

– Вот ты и попался, нахал! Телок малый, что с дубом бодался! Меня, брат, не проведёшь – и не таких бравых я лавливал! Покруче тебя вои были. Плыли, плыли да и приплыли. Тьфу! Мусор!

И до того злая гримаса харю дедку тут искорёжила, что гнусней не найти было рожи-то.

Попытался тогда Яван путы свои порвать, однако ничего у него не вышло – не слушались его мышцы-то. А старик развеселился тут не на шутку да и говорит:

– Не рвись, не рвись, богатырь – ты нынче хилее любого хилого. Силёнка твоя вона теперь где!

И он постучал рукою по посоху, продолжая гнать свою пургу:

– Я вот, по-твоему, кто – пастух?.. Точно – пастух. Пастырь я хитроумный! Я таких, как ты, здеся лавливаю да на острове сём пасу – вроде как вахту несу. Так что, бычок-дурачок Яваха Говяха, твоё дело ныне аховое – ты, брат, теперя в моих руках! Ха-ха-ха!

– Слушай, дед, – пробормотал Яван косноязычно, потому что язык у него заплетался, и голос был не зычным, – сей же час развяжи меня. Тогда ничего плохого тебе не сделаю – обещаю. А ежели не развяжешь…

– Цыц! – грубо оборвал его Ловеяр. – Заткни пасть-то! Ишь, грозит ещё, буйвол! Слышь-ка, милок – здесь один я и царь и бог. Что захочу, то и сделаю с тобою!

Захихикал опять чёрт старый, а сам довольным-предовольным стал и россказни свои продолжал:

– Я тебе, касатик, скажу без утайки, что в пекле клятом худовато нашему брату обитать… Не, конечно там: сила, знанье, балда и власть… и прочая подобная сласть, и всё такое… Спервоначалу может померещиться, что выше блага и быть не могёт – ан нет! Не по мне вся эта дребедень…

Яван молчал, тяжело дыша, и ничего пока чёрту не отвечал.

А этот паразит между тем своё продолжал:

– Черняк-то болван. Обалдуй явный… Он же радости истой в жизни не видал. А всё потому, что заговоры ему всюду мнятся да разные смуты: опасается он, как бы кто ловкий его с трона-то не торнул. И торнет обязательно, дай срок! Хе-хе-хе!

И он злорадно расхихикался, падение Черняка, видимо, представляя.

– А вот меня, своего старшего брата, он ещё и побаивается. И есть, замечу, отчего: я и хитрее его, и мудрее, и прозорливее… Поэтому и не боюсь никого. Совсем никого! О-го-го-го!

Ловеяр вытянул руки к небу и потряс ими, словно грозя кому-то на небесах своим посохом.

– Может, и Бога ты не боишься? – спросил охальника Яван.

– Ха-ха-ха! Ух-ха-ха! – расхохотался Ловеярка аж до слёз. – Не, ну это что-то!.. Какой-то дурак неудатый богом ещё будет меня пугать! Ой, не могу!.. Кого мне, говоришь, надо бояться – Ра что ли?! Да ведь больше меня никто во всём мире его не постиг – он же везде и во всём, и во мне, между прочим, тоже!

– Ты, дедок, я гляжу, слишком уж гордый, – говорит тогда Яван чёрту неуёмному. – Ра-то действительно в тебе, но ты-то ведь – не в нём!

– Да мне плевать! – взбеленившись внезапно, принялся дед орать. – Ра никого не карает – он всем волю дал! Как хошь, так и можь! Главное – к обстоятельствам не ленись примеряться, да о шкуре своей пекись, вот и будет всё зашибись!

Поднял Яван голову свою тяжёлую и осуждающим взглядом колдуна аж прожёг.

– Чё волком-то глядишь? – тот зло возопил. – Придушить меня хочешь? И-и, милай – и не мечтай! Меня, соколик, какой-либо человек али демон, возможно, кокнуть бы и сумел, да только это зряшное дело – я ведь всех сильней!

– Слышь ты, хвастун, – пробормотал тогда уже явственнее Яван, – если я до тебя доберусь, то считай, это сам Ра до тебя добрался. А я зря не вещаю, и это тебе обещаю.

А старичище мерзкий на Явановы слова вдруг как разгневается, да вверх как подскочит. Подхватил он с земли кнутище крученный и так-то лежащего витязя им перетянул, что Ванька от неожиданности даже вскрикнул. Боль была ну прямо адская! Ну а чёрт этот и не думал униматься: как почал он свою жертву почём зря хлестать, так только свист пошёл. Ваньку, гад, ногами пинает да по небитым местам его кнутищем охаживает: хлесь да хлесь, хлесь да хлесь!.. До того, бестия, разошёлся, что аж взмок.

У Явана от этой порки живого места на теле не осталось – даже шкура львиная от колдовского кнута не спасла.

И покуда побитый богатырь от боли извивался да очухмянивался, этот подлый мухомор над ним уже нарисовался и в своей манере издевательской закривлялся:

– Ну чё, телёночек вредный, отведал Ловеярова угощения? Хе-хе! Знатно упарился али не? Ишь кожа у тебя какая броневая – не мочалится и от мово кнута! А больку-то ведь всё одно чуял, а?

Яван молчал.

– Я тебя, мил-человек, на огоньке, по старинушке, поджарю да собачкам своим и скормлю. Не возражаешь?

И опять Яван отвечать подлецу не стал..

– Ну а сам печёночкой твоей полакомлюсь, – усмехаясь, чёрт продолжал. – Жареная-то она уй какая!.. А душку твою пленю: ёмкая она у тебя, необычной комплекции – пригодится для моей коллекции.