Ксения Кабочкина - Тайна маленького городка

– Нет, совсем нет.

– Стёпа, – Соня присела перед мальчиком на корточки. – Не бойся, расскажи, что произошло.

– Помолчи, чурка, – медсестра грубо оттолкнула Соню, та чудом удержала равновесие, а Злыдня продолжала допрос:

– Она сказала правду?

Мальчик неуверенно посмотрел на Соню, потом на страшную медсестру, вспомнил Серого, его кулаки, и тихо-тихо, что его едва расслышали, сказал:

– Н-нет.

У Сони округлились глаза.

– Стёпа! – растерянно выдохнула она. – Сергей же тебя ударил! Ты не должен его бояться. Он…

– Мало того, что чурка, так и ещё и врешь. И ребёнка на ложь подбиваешь.

– Но это правда! – в негодовании воскликнула Соня, – Настя, подтверди!

Она оглянулась в поисках Насти, но та спряталась за дверью.

– Настя, и ты здесь? – удивилась медсестра. – Ну? А тебе что сделал Сергей? В глаз дал? Или ударил по твоему большому животу?

Настя молча вышла из-за двери и тихо стояла, потупив взгляд.

– Да что это такое? – возмутилась Соня. – Да перестаньте же его бояться! Нужно только сказать правду, и его…

– Посадят в карцер, – перебила Злыдня. – Но только не его, а тебя.

– Меня!? За что?

– За враньё и подстрекательство.

***

Соня в карцере.

Теснота. Четыре стены, две кровати и хромой стул на трёх ножках. Когда-то палата была обычной, только в два раза шире, потому что её не разделяла надвое железная стена с узкой отдушиной под потолком. И кроватей было не две, а четыре.

За половиной окна сияло солнце. (Да, именно не за окном, а за его половиной, потому, что железная перегородка, разделявшая комнату, делила напополам и окно). Итак, в комнату заглядывало солнце, а девочка чувствовала себя так, как наверное, чувствуют те, кто впервые попадает в тюрьму. Ощущение усиливала решетка на окне. В железной перегородке обнаружилась дверь в соседнюю половину комнаты. Соня подёргала ручку. Закрыто.

– Да-а-а, – протянула девочка, уселась на ближайшую к ней кровать, застеленную, кстати, свежей простынёй, безукоризненно белой (прачечная в больнице, как давно заметила Соня, работала отменно). Она откинулась на подушку в хрустящей наволочке и втянула носом довольно приятный запах стирального порошка. «Как раз для аллергиков», – с раздражением подумала она.

Лежать было скучно. Соня встала, померяла комнатку шагами. Оказалось, семь шагов туда, семь – обратно. Постояла у окна, полюбовалась глухим высоким забором, отгораживающим больницу от оживлённой улицы, послушала доносившиеся с воли звуки трамвая, перегуды автомобилей, детские голоса, принялась изучать стены, снова покрутила ручку железной двери и убедилась, что она действительно закрыта. И вдруг обратила внимание на зарешеченную отдушину под потолком.

Девочка, недолго думая, принялась двигать к железной стене обе кровати. Двигать было недалеко, рукой подать, но дело оказалось не таким простым в тесном помещении. Кровати соприкасались спинками, при этом противоположными спинками упирались в стены. Нужно было именно так, вместе и поставить их у противоположной стены под отдушиной, а затем взобраться на высокую сдвоенную спинку кроватей. Наконец, Соне это удалось, и она с удовлетворением обнаружила, что потолки ниже, чем ей казалось (или спинки кроватей выше): её лицо очутилось как раз на уровне решётчатой отдушины. Она быстро вынула решётку.

Стена оказалась совсем узкой (обычная перегородка, только железная). В соседней половине комнатки – такая же теснота, да ещё и полумрак – туда попадала только малая часть окна, выходящего на улицу. У противоположной от отдушины стены – две кровати, постель на одной из них смята. «Наверное, до меня здесь уже кого-то держали», – подумала Соня и потеряла интерес ко второй камере. Она спустилась, с трудом передвинула кровати на место. И вовремя. В железном замке повернулся ключ.

В проёме двери показалась Нани и какой-то лысый мальчик.

– Сона? – удивилась Нани. – Вот ты гдэ, тэбэ давно пора на процедуры! Алик, заходи, – Нани открыла железную дверь во вторую камеру и посторонилась, чтобы пропустить мальчика вперёд. Но тот медлил, с любопытством рассматривая Соню. Нани подтолкнула мальчика, закрыла за ним дверь и повернулась к Соне:

– Пошли, бедолага. Что же ты такого натворила?

***

По возвращении с процедур Нани сказала Соне:

– Нэ знаю, за что тэбя так… – Нани кивнула в сторону карцера, – Но… Возми что-ныбудь из своих вещэй. А-то ведь там, со скуки померэть можно.

Соня взяла альбом, фломастеры, цветные ручки, подумав, прихватила ноутбук.

– Это Татьяна Артэмъевна тэба сюда? – спросила Нани, когда они вошли в палату карцера.

– Ага, – подтвердила Соня.

– А-а-а, ну тогда я тэба завтра отсуда забэру. Потэрпы. Ранше не получица, прости. – Нани поцеловала Соню в лоб, потрепала по волосам, виновато заглянула в глаза. – Рассэрдится, понымаэш?

И закрыла дверь.

Повисла тишина.

Потом за стенкой что-то зашуршало.

– Привет! Ты Алик? – спросила Соня.

Ответа не последовало, но за стенкой зашуршало вновь.

– Чего ты молчишь? – Соне стало не по себе.

Целую ночь находиться рядом со странным малым, пусть даже через железную стену – не очень приятная перспектива. Закрытый ключом замок – не гарантия безопасности. И в коридор не выйдешь – опять таки на ключ закрыта. А позовёшь на помощь, большой вопрос – услышит ли кто-нибудь.

Шум за стеной не прекращался. Соня поняла, что мальчишка проделывает в своей камере то же, что и она час назад – двигает кровати.

Наконец, в окошке показалась лысая голова. Решётку можно было снять только с Сониной стороны камеры, поэтому мальчишке пришлось её выбить. Железка упала у Сониной кровати. Когда девочка вновь посмотрела в сторону отдушины, она увидела, что лысый делает отчаянные гримасы. Показывая пальцем на свой рот, он отрицательно крутил головой, затем, насколько позволяли размеры окошка, просовывал кулачок и тыкал пальцем куда-то в бок.

Соня пошарила взглядом по стенам, тумбочке, на которой лежал открытый альбом с карандашами… Альбом?

– Тебе нужен альбом? – спросила Соня.

Мальчик энергично закивал головой.

Соня пожала плечами и снова принялась передвигать кровать.

Вскоре альбом был опять у Сони. «Меня зовут Алик. Я здесь уже месяц», – с трудом прочитала девочка. Почерк был быстрый и неровный.

– Ничего себе! – у Сони, что называется, глаза полезли на лоб. – Месяц! А ты ещё здесь не «откинулся»?

Мальчик беззвучно засмеялся. И тут до Сони дошло:

– Ты… не можешь говорить?

Алик кивнул.

– А… это… с рождения?

Алик отрицательно замотал головой. Затем снова указал на альбом и карандаш. А когда получил их, вывел: «Нет, не с рождения. Хочешь, расскажу, как это случилось?»