Катя Степанцева - Хочу танцевать с тобой

Мне было лет пять, я дрыгалась перед зеркалом, щеголяя новым купальником с прозрачной юбкой. Я долго выпрашивала у мамы именно такой, бледно-розовый, как у балерины.

Мама засмеялась, а я повернулась и совершенно серьёзно сказала:

– Ну, что ты смеёшься?

– Просто я хочу танцевать с тобой, – сказала она и схватила меня, закружила по комнате.

– Я тоже хочу! Всегда! И чтобы «всегда» никогда не кончалось! – кричала я у мамы на руках.

– Глупенькая, – сказала она, остановившись. – Так не бывает, чтобы было «всегда» всегда.

Теперь-то я это точно знаю.

«Я не живу, существую. Зачем? Совершаю эти бессмысленные ритуалы: ем, хожу в школу, стираю бельё, мою посуду, зачем?» Размышляя, я мёрзла в капроновых колготках и короткой чёрной плиссированной юбке, глядя на унылое очарование августа, от которого хотелось спрятаться за чёрными стеклами солнцезащитных очков. Солнце ещё не успело прогреть воздух, и меня немного потряхивало, то ли от волнения, то ли от холода, то ли от того и другого вместе взятых.

Бабушка ворчала:

– …и не имела даже малейших мыслей пререкаться со старшими!

Бабушка взялась за нравоучения с самого раннего утра, можно особенно не вникать в её фразы. Ничего нового я не узнаю, осталось только кивать в знак согласия иногда или говорить: «ага, да поняла я уже». Мы миновали «сковородку» и уже шли по проспекту Мира.

– Катька, привет! – кто-то налетел на меня сзади.– Тебя и не узнать! Розовые волосы? Ты что, серьёзно? Здрасти, тётя Люся!

– Здравствуй, – улыбнулась бабушка.

Голос был очень знакомый. Я резко вывернулась из чьих-то цепких рук. На меня лукаво смотрела выразительными карими глазами-бусинками высокая девчонка с длинными чёрными волосами. Она удивлённо крутила меня как куклу:

– Блин, а очки тебе зачем в такую дождину?! Ты б ещё купальник надела, сестрёнка!

– Лариса?

С Лариской мы в прошлом году провели целую смену в санатории, куда нас вывезли родители поправлять здоровье. И Лариса, и я, по мнению наших мам, были «часто болеющими детьми, которым просто необходим отдых от городской суеты и пыли на лоне природы». Кроме процедур, которые проходили в основном утром, в санатории заняться было абсолютно нечем, поэтому мы провели время, ухаживая за тремя рыжими брошенными котятами, скармливая им столовские сосиски и котлеты. Ну и, конечно, устраивая с ними разнообразные игры: в дочки-матери, школу, больницу. Во что только не начнёшь играть от скуки.

Я невольно потянулась к волосам.

– Да, покрасила весной… – Мне было неловко от такого пристального внимания. Волосы я и правда покрасила весной назло бабушке, которой вздумалось укорять меня за отсутствие интереса к жизни. Она-то, конечно, думала, что я брошусь покупать розовые кофточки, а я взяла и голову покрасила. Она еле-еле уговорила завуча не выгонять меня из школы, думаю, Мария Андреевна ей в этом здорово помогла.

– Как ты меня узнала?

– По бабушке, – хихикнула Лариса.

Лара схватила меня под руку и потащила в толпу, треща по пути как сорока:

– Я выиграла городскую олимпиаду по биологии, не поверишь, наградили меня дипломом и путёвкой в лагерь. Лучше б денег дали. А ты тоже едешь в «Городок достижений»?

– Типа того, – невнятно проговорила я, неуверенно оглядываясь на бабушку. Мы неслись прямо в толпу, которая уже образовалась возле Комитета по делам молодежи, разрезая её, словно катер волны. – Куда мы так несёмся?

– На регистрацию, сестрёнка, – засмеялась Лариса. – Пошли быстрее, матушка не в духе. Опять с утра орала, – она оглянулась и громко зашептала почти в самое ухо. – Бесит она меня, вечно орёт. А твоя?

Я резко остановилась.

– Да тоже бесит! Представляешь, умерла!

Лариса замерла, удивлённо распахнув свои карие глазищи. А я с дурацкой жестокостью наблюдала за её вмиг вытянувшимся лицом. Я видела уже такую реакцию. У своих одноклассников. Мы стояли в толпе, недовольно огибающей препятствие из двух застывших фигур.

– Умерла? – беспомощно хлопая ресницами, переспросила Лариса.

– Какое странное слово, да?

Нас догнали запыхавшаяся бабушка и высокая темноволосая женщина в синем пальто.

– Куда вы так несётесь? Как на пожар! – негодовала мама Ларисы.

– Ну вы и разогнались, девочки. Так, Катерина, стой тут, я пойду к столику регистрации. Непонятно, куда нам с тобой записываться. Ты посмотри, нет ли тут Марии Андреевны? Может, она подскажет?

Я тоскливо оглянулась. Лариса с мамой тоже отошли к столу регистрации, и это дало мне время выдохнуть и подумать. «Может, я зря так сразу с ней поступила? Уж отбрила, так отбрила…»

Высокий парень в бордовом жилете вожатого, в центре орлятского круга, закрыв глаза, старательно пел:

«Звонкой струною звенит, послушай:

Песня ровесников завтрашних дней.

Чтобы зажечь ребячьи души,

Огня не жалей, огня не жалей.

Чтобы зажечь ребячьи души,

Огня не жалей, огня не жалей» 1 1 Отрядная песня отряда «Юность» .

Ребята в кругу подпевали ему на разные голоса, сбивчиво, одни всю песню, другие только на повторяющихся словах.

Рядом со мной громко и жалобно говорила женщина:

– Как он там будет один?

Ей раздражённо возразил мужской голос:

– Да он и здесь один большую часть времени, болтается неизвестно где!

– Вы можете говорить потише? – осведомился раздражённо голос подростка недалеко от меня, а потом снова женский:

– А ты не заметил, что он до сих пор хромает? Как он будет там справляться?

– Так же, как и здесь. У него две ноги, две руки, голова на плечах, дай ему немного свободы. Он, может, оттого и бесится, что ты ему проходу не даёшь!

– Не кричи на меня, и так сердце с утра болит, – запричитала плаксиво женщина.

– Мы его не в армию провожаем и не на улицу выкидываем, как котёнка!

Я оглянулась, чтобы разглядеть говоривших. Около меня стояли трое: полный мужчина, элегантно одетый, деликатно держал зонт, закрывая свою спутницу и стоящего рядом с ними парня от моросящего дождя. Красивая светловолосая женщина поминутно поправляла что-нибудь на парнишке: снимала невидимые пылинки, тёрла рукав куртки, поправляла воротничок. Её глаза блестели от слёз, нос покраснел. Всем своим видом парень показывал, что он вроде как не с этими двумя. Парень как парень, совершенно обычный, только с тростью. Он почти не опирался на неё и пытался отдать её то матери, то отцу, но трость всё равно оказывалась у него в руках, и ему приходилось держать её. Коротко стриженные русые волосы топорщились ёжиком, чёрные джинсы, кеды с белой шнуровкой, синяя куртка без капюшона – вот и весь его прикид. Он кого-то высматривал в толпе. Наши глаза встретились. У него был внимательный тревожный взгляд, от которого стало неловко. Я отвернулась и поспешно отошла.