Наталия Московских - Территория Холода

Услышав о новичке, Старшая поморщилась и тихо фыркнула. Майор не оставил это без внимания и улыбнулся:

– Чего нос воротишь? Ты разве с ним уже познакомилась?

– Да вот довелось, – протянула Старшая со странной укоризной в голосе, как будто Майор был виноват в их встрече с новичком.

Ее немые обвинения разбились о камуфляжную футболку.

– Это где же?

– У ворот.

– Утром?

– Да.

– Как только он прибыл?

– А когда же еще?

– Чем он вызвал такую немилость?

– Задавал много вопросов.

Одинаково стальные атаки и парирования, одинаковые интонации. Завершив словесную дуэль, Майор тихо рассмеялся, а Старшая в ответ вскинулась.

– Не вижу ничего смешного! – назидательно бросила она. – Он заносчивый. Не в меру любопытный. Сует свой нос, куда не следует. Качает права.

– Никого не напоминает? – дружественно спросил Майор.

– С ним будут проблемы! – упорствовала Старшая.

– И с тобой были. И со мной. С каждым были проблемы, и с каждым – свои. Это нормально. Хотя… что здесь, к чертям, может быть нормального? – Последние слова Майор добавил с отчетливой тоской в голосе. Старшую от этого пробрал леденящий страх, она уронила руки по швам пижамы, и шагнула к Майору. Заговорила она, уже не сдерживая в голосе дрожь:

– Вы… вы решили… уйти?

Слова покидали губы нехотя, сдавленно, будто ей запрещено было это говорить. Она сама себе запретила говорить об этом.

Майор снисходительно усмехнулся, потянулся к карману камуфляжных штанов, извлек еще одну сигарету из пачки, поджег и закурил.

– Нет, – посерьезнев, ответил он. Усмешка наползла на его лицо вымученно и отрешенно. Старшей показалось, что он просто не хочет ее пугать. – Кто же будет гонять этих оболтусов по плацу, если не я?

– Вы скучаете? – тихо спросила Старшая. – По своим родным и близким? Хотите… снова быть с ними и уйти отсюда? – Она с подняла голову, заменив грусть и страх вызовом, лицо ее будто окаменело. – Если так и есть, скажите прямо! Щадить меня не надо! Если хотите помочь, лучше подготовьте!

Майора вырвало из его мыслей, теперь они не беспокоили его даже фоном. Он опустил руку с сигаретой, выдохнул облако дыма и уставился на Старшую.

– Не много ли ты на себя берешь? – спросил он. Участливо, без угрозы.

– Столько, сколько могу и считаю нужным, – отрапортовала она.

Майор вздохнул.

– Заносчивая. Качаешь права. – Он улыбнулся. – Ты присмотрись к этому новичку, может, вы с ним подружитесь?

– Больно надо! – Старшая сложила руки на груди.

– «Больно» – не надо, – покачал головой Майор. – В твоем возрасте «больно» – это когда одиноко. А ты одинокая, у тебя как таковых друзей-то здесь и нет. Это не дело, когда поговорить по душам можно только с воспитателем.

– Неправда. У меня есть соседки, я с ними говорю. Я же не могу с ними молчать, мы все-таки вместе живем…

– Не строй дурочку, – строго оборвал Майор. – Ты прекрасно поняла, о чем я. Тебе нужно больше общаться со сверстниками.

Старшая посмотрела на него исподлобья.

– Чтобы с ними вышло, вот как с вами сейчас? Нет уж, спасибо! – бросила она. Майор приподнял брови.

– Что ты себе надумала? Что я прогоняю тебя? Что прощаюсь? Отставить эту ересь! Не задумал я никуда уходить, – увесисто заявил он. Старшая наблюдала за ним и пыталась уловить ложь, хотя она умела это далеко не так хорошо, как ей хотелось бы.

Майор посмотрел на дрожащие плечи Старшей и понял, что у нее скоро зуб на зуб перестанет попадать от холода. Сам он к холодным ночам интерната себя давно приучил, но подавать этот пример ученикам не следовало. Особенно Старшей: слишком уж фанатично она перенимает взрослые привычки, отдающие моральным самобичеванием.

– Возвращайся в корпус, – устало сказал Майор.

– Но ведь…

– Хватит спорить. – Он вымучил улыбку. – Ты любишь ставить себе задачи на силу воли, так поставь еще одну: научись справляться с беспокойством. Поняла, боец?

Старшая опустила голову и кивнула.

– Так точно, – буркнула она, но уходить не спешила.

– Иди, – смягчившись, протянул Майор. – Ты совсем замерзнешь здесь. Для успокоения можешь пробежаться по территории и удостовериться, что ночь тихая. Все будет в порядке. – Он несколько секунд помедлил и решил добавить: – И это не было нашей последней беседой, если что. Я не ухожу и не отказываюсь с тобой общаться. Но про друзей ты все-таки подумай. Ладно?

Старшая вздохнула.

– Ладно.

– Так держать.

На душе у Старшей почему-то потускнело. Она понимала, что Майор и так вел себя с ней доверительнее, чем с другими учениками, но все равно чувствовала обиду на него. Старшая не понимала, в чем в глубине души винила Майора и чего от него хотела, но упорно ощущала, что он ей что-то должен после того, что сказал.

Приди в себя! Это абсурд, – укорила себя Старшая.

На ум пришли слухи сплетниц, в которых она и Майор были героями какого-то неведомого любовного романа. Воспитатель и школьница. Старшая поморщилась, даже не успев себе это вообразить. Майор был хорошим, дорогим для нее человеком, но она не представляла, как у ее одноклассниц хватает мозгов думать, что они пара. Майор для нее был почти стариком! Хоть не Сверчок, на том спасибо!

Как ни странно, эти раздумья немного развеяли тяжесть на душе Старшей. Пружинящий бег стал казаться легче. Вновь набирая скорость и позволяя одеревеневшим от холода мышцам согреться, Старшая вернулась по дорожке обратно, пробежала мимо корпуса малышей и домика разнорабочих. Она добежала почти до ворот, пытаясь уловить усиление тревоги, но ничего подобного не почувствовала.

Должно быть, Майор был прав. В конце концов, сегодня произошло из рядя вон выходящее событие, и, как Старшей ни хотелось думать, что она не подвержена коллективным веяниям, она все же ловила их фимиам и проникалась ими, сама того не замечая.

Нехотя, уже не бегом, она вернулась в ученический корпус. Тихий треск помех радио и храп Катамарана дополнились новым электрическим треском: лампочка на столе коменданта начинала потихоньку перегорать.

После холодной ночи Старшая думала, что нутро ученического корпуса встретит ее жаром, но не ощутила его. Видимо, она замерзла куда сильнее, чем ей казалось.

На миг Старшая почувствовала усталость, но тут же заставила себя встрепенуться.

Усталость – она для кровати. Пока бодрствуешь, будь энергичной, иначе милости прошу в Казарму! – повторила она свой неписанный закон.

Преисполнившись решимости вновь попытать счастья со сном, Старшая направилась к лестнице.

Стоило ноге коснуться ступени, как кусачий, непривычно колкий мороз пробрал ее до костей, будто в штанину пижамы насыпали снега.

– Ай! – выдохнула Старшая, отскочив. Она остервенело бросилась растирать оледеневшую ногу, но почти сразу остановилась, уловив, как собственное дыхание облачком пара вырывается изо рта. Опустив взгляд на перила лестницы, Старшая заметила на них тонкие полоски инея.