Виктория Булдашова - Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей

Светка ткнула меня пальцем в бок, тихонько засмеялась и сказала шепотом:

– Вот дуры! Неужели и мы с тобою такие будем?

– Нет, – испугалась я. – Тогда уж лучше вообще не расти!

Тут «Лорочка», наконец, опомнилась и протянула елейным голосом:

– Преле-естные камни! Просто играют. Но я не запомнила: как они называются?

– Я же сказала: александриты! – ответила «королева», прикасаясь кончиками пальцев к своим сережкам, – Почему Вы, милая, не знаете? Так нельзя! – она закашлялась.

– Вам хорошо говорить, – нежно произнесла Сашкина мать. – Вы -свободная женщина, – и она украдкой взглянула на «всезнайку»; мне даже показалось, что при этом «Лорочка» слегка улыбнулась. – А тут только и вертишься с утра до вечера – то готовить надо, то стирать. И муж, и сын… одни заботы. Как от жизни не отстать!

Мы со Светкой от изумления прилипли к скамейке. Это она-то вся в заботах? И «вертится с утра до вечера»? Может, и вертится, но только не со стиркой и кастрюлями! То-то одежда на Сашке вечно от грязи трескается. Да, насчет его футболки… Мы со Светкой не успели договорить…

«Королева» почему-то сникла и делала вид, что старательно стряхивает что-то со своей мини-юбки.

Теперь торжествовала «Лорочка» – хорошо было видно! – но мы не успели понять, почему. Нам было не до этого: из подъезда вышел Иноземцев и прошествовал мимо скамейки к мальчишкам на качелях. На нем болталась, как пустой мешок, та самая болотно-красная майка! Значит, я не ошиблась, и в бабкином окне был именно он. Светка тоже проводила мальчишку глазами и сделала гримасу, означавшую: вот это да! Голова Иноземцева уже имела почти нормальный вид: волосы были не вздыблены, а только слегка отливали синим.

– Гребешок-то мы ему размочили, – довольно хихикнула подружка. – Вот Сашенька и побежал к бабке, на нас жаловаться. А ты молодец, за шторой его разглядела.

Конечно, я была рада, что мои наблюдения подтвердились, и теперь нет сомнения: Иноземцев точно зачем-то бывает у старухи. Но было в этом еще нечто странное, пока не уловленное мной. И тут я поняла! Сашка прошел мимо своей «заботливой» матери, как мимо пустого места. Ее присутствие здесь, во дворе, его совершенно не интересовало. Но что самое поразительное: и его появление тоже не интересовало «Лорочку». Она наслаждалась победой над «королевой» и улыбалась уже куда откровеннее, рассматривая склоненную голову поверженной «королевы». А Сашка шел мимо матери, будто чужой…

Кошмар какой-то. Мне стало зябко. Я представила на месте Сашки – себя, а на месте «Лорочки» – свою маму. И вот я иду мимо нее, а она ноль внимания. Тут же мне захотелось плакать. Светка удивленно покосилась в мою сторону и, кажется, ничего не поняла. Сашка уже стоял возле качелей и разговаривал с каким-то высоким чернявым парнем. «Лорочка» с «королевой» встали со скамейки и пошли прочь из двора. Роли у них, кажется, вновь поменялись: пожилая тетка что-то вещала, а ее подруга поддакивала.

Я кивнула на них Светке и сказала:

– Видела, какая «заботливая мама»? Иноземцев мимо нее прошел, а она хоть бы заметила родного сына! Наверное, сильно от стирки устала и заснула случайно.

– Да, Сашку жалко. Если бы у меня была такая мать, я бы из дома сбежала. А как она этой мымре в рот смотрела, ты видела? У ребенка штаны вечно порваны, а она про камни чирикает и про золото.

Мы еще некоторое время поговорили про Сашку, пожалели его. Неудивительно, что в школе он главный двоечник! Потом посмеялись над только что увиденной сценой с «Лорочкой» и «мымрой». И тут Светка вдруг сказала с удивлением:

– А ведь мы с тобой совсем про мышь забыли. Не до нее было. И хорошо! – удовлетворенно заключила она.

Я согласилась с ней. Подумаешь, зверюшка какая-то! И укусила-то всего один раз; да мы ее поведение уже почти разгадали. Вот у Сашки дела куда хуже: родная мать не замечает.

Мы еще побродили некоторое время по двору, поболтали с девчонками, покатались на карусели. Конечно, наша общая беда не отпустила нас, но стала как-то меньше и легче. Мы по молчаливому согласию не говорили о ней и, лишь идя домой обедать, я предложила Светке:

– Ты ведь у нас «мозговой центр»? Вот и подумай там на досуге.

– Ладно, – ответила она, – подумаю! Если к вечеру что-нибудь соображу, позвоню тебе по «телефону».

И мы разошлись по домам. Двор почти опустел – только какая-то кошка бродила, да Сашка слонялся. Видно, не спешил идти обедать. А вот мы с подругой почему-то до того проголодались, что полетели домой, как две ракеты!

Хорошо у нас в квартире: тихо, чисто, прохладно – особенно после жары и пыли двора. Я люблю возвращаться домой всегда, в любое время – ну, кроме тех редких случаев, когда несу в дневнике плохую оценку – знаю, что родители огорчатся и будут меня «воспитывать». Наша квартира – обычная трехкомнатная «хрущевка», и мама говорит, что она ей до смерти надоела. А по мне – так лучше и не надо. Нам с Митей здесь хорошо; главное, что у нас есть своя комната и живется в ней, в общем, очень уютно. Три комнаты выходят окнами во двор – это кухня, гостиная и детская. Спальня родителей – в подобной мы со Светкой недавно развлекались с микрофоном у нее в квартире – на улицу. По моему мнению, это большое удобство: открывается обзор на обе стороны дома.

Я прошла на кухню, достала из холодильника кастрюлю с супом и поставила ее на огонь. Потом открыла крышку – проверить, что именно сварила вчера мама на обед. О, как вкусно пахнуло укропом и чесноком! Это был мой любимый суп – борщ. Мама готовит его совершенно божественно. Ага, вот и кусочек мяса – и не маленький. Так, а сметана есть?.. Хорошо. Отрежу пока себе хлеба – вот этого, черного, с блестящей корочкой, посыпанной тмином.

От этих долгих приготовлений мой аппетит вдруг так разыгрался – стал просто волчьим! Я почувствовала, что у меня нет терпения дожидаться в кухне, пока борщ разогреется. Телевизор, что ли, включить? Нет, не хочется. Ага, вот что! Перед моими глазами всплыла виденная недавно во дворе сцена: тетка в мини-юбке царственно покачивает головой в разные стороны, а в ушах у нее горят и переливаются огнями камни. Ведь у мамы тоже есть серьги – красивые, с голубыми самоцветами. А если пойти их примерить перед зеркалом и так же, как «королева», повертеть головой? Они тоже, наверное, заискрятся не хуже теткиных! Тем более, что мочки ушей у меня давно проколоты, а вдевать в них еще нечего – сережки мне пока все никак не купят.

Сказано – сделано! Я помчалась в большую комнату, достала из маминого ящика бархатную коробочку с серьгами и, открыв ее, стала любоваться драгоценностью. По комнате вдруг пролетел сквозняк, хотя балкон был закрыт. Я достала серьги и положила их на ладонь. Красота какая! Моей ноги коснулось что-то мягкое и теплое – наверное, я задела новое покрывало на диване. Повернувшись к зеркалу, стала вдевать в ухо сережку, и тут… мою пятку пронзила режущая боль! Я закричала и чуть не разорвала себе ухо, потому что рука у меня сильно дернулась. Я со злостью ткнула большим пальцем другой ноги в саднящую пятку. Так и есть! Опять эта мерзкая Пика! От моего удара она полетела до самой стенки, стукнулась об нее и упала возле плинтуса. Ага, где-то тут еще тапок валялся! Сейчас я ей… Но когда я, нашарив обувь, уже хотела запустить ею в мышь, наши глаза встретились… Тапок выпал из моих рук, потому что во взгляде Пики не было ни злобы, ни упрямства, а какая-то… строгость и укоризна. Мне даже показалось, что она нахмурилась – это мышь-то!