Виктория Булдашова - Не входи в стеклянный дом, или Удивительный июнь. Книга для любознательных детей и их родителей

Теперь давайте ближе знакомиться. Зовут меня, как вы уже, конечно, догадались, Ира. Лет мне недавно исполнилось двенадцать. С тех пор, как себя помню, я живу в городе Омске, в одном пятиэтажном доме на улице Гагарина. Поэтому, сами понимаете, и я всех знаю в нашем доме, и меня тоже все (хм-м, но лучше бы некоторые не знали – Марья Степановна, например, или Сашка Иноземцев). Со Светкой, своей одноклассницей, я тоже дружу уже давно – как говорится, с юных лет. Ведь мы не только с первого класса сидим за одной партой, но и живем в одном подъезде: я на третьем этаже, она – на пятом. Светка – хорошая подруга. Безотказно поддерживает действием мои смелые идеи, хотя по натуре она вообще-то осторожна, любит без помех поразмышлять о чем-нибудь и никогда никуда не спешит. Меня это, правда, порой раздражает. Вот недавно, например, мы с ней решили поразвлечься. Взяли старый папин микрофон, подсоединили его к мощной колонке от домашнего кинотеатра и выставили ее напротив открытого окна. Окно хорошенько занавесили тюлем, чтобы нас не было видно с улицы. Кто ни проходил внизу по улице, о каждом мы отпускали замечания, которые благодаря микрофону разносились на целый квартал! Светка, например, спрашивала меня писклявым голосом пай-девочки из старого мультфильма:

– Послушай, дорогая, ты не знаешь, почему у тетеньки в желтом платье такая толстая попа?

Тетенька при этих словах, конечно, подпрыгивала, как огромный золотистый мяч, и начинала нервно озираться по сторонам. Тогда я отвечала Светке в микрофон ехидным голосом Марьи Степановны:

– Ня знай, милая! Вона там киосочек стоит, где пончики продают. Вот она там все пончики съела и сразу растолстела!

При моем заявлении прохожие начинали хихикать, а тетка рысью срывалась с места, чтобы поскорее убежать.

– Ах, что ты говоришь, моя дорогая! – пронзительно пищала Светка. – Все она съесть не могла, их там тысяча!

– Ну, можа, и не все, – рявкала я в ответ. – Столько-то, ей, сердешной, трудно зараз слопать. Остальные, что не смогла, в сумке несет. Дома отдохнет маленечко и доест!

Тут мы замечали, что тетеньки вместе с сумкой, якобы набитой пончиками, уже и след простыл. Прохожие смеялись, смотрели на окна и пытались понять, откуда несутся голоса. Мы же тем временем избирали себе следующую жертву, и игра начиналось сначала. Так мы веселились уже где-то с полчаса, когда я увидела на другой стороне улицы Светкиного папу, только что сошедшего с «маршрутки» и собиравшегося переходить дорогу. Подружка, конечно, в этот момент никого не видела, кроме какого-то мальчишки, которому крупно не повезло: его велосипед сломался как раз под нашим окном, и он пытался его побыстрее починить. Но из этого ничего не получалось, потому что Светка, почти рыдая, нежно шептала ему в микрофон:

– Ах, милый мальчик! Мне так тебя жалко, я уже плачу! Брось свой велик, все равно не сделаешь. Это же знаменитая «Машина Би-Би-Си: шаг проехал, три неси…»

Я толкала подружку в бок, показывала пальцем на ее папу, который уже подошел близко к дому, остановился и с интересом слушал Светкино выступление. Но девчонка не могла перестать вопить: уж очень забавно злился внизу хозяин «Машины Би-Би-Си». Он крутил головой, шарил глазами по окнам, грозил в бессилии кулаками. В этот момент подружка почувствовала усталость и остановилась, чтобы перевести дух. Я еще раз показала ей пальцем на папу возле окон, она испуганно округлила глаза и… Вы думаете, бросилась бежать? Ничего подобного! Она была в ударе и спешить не хотела. Это я в панике оттаскивала колонку в глубь комнаты и пыталась выдернуть из гнезда шнур микрофона. Светка не дала мне испортить свой последний комментарий, который она отпустила велосипедисту на прощанье:

– Смотрите, какой славный малыш! Крякнулась его «Би-Би-Си», а он ее чинит, старается, пяткой упирается! Про него даже стихи есть:

Тут мне удалось, наконец, разжать подружкины пальцы, которыми она прижимала штекер микрофона к входу колонки. Если бы не это, она, пожалуй, долго бы еще завывала. И тогда быть нам разоблаченными и наказанными! Правда, Светка все еще продолжала что-то бормотать и размахивать руками, пока я за руку тащила ее к выходу из квартиры, открывала дверь, выталкивала на площадку и потом волокла вниз по лестнице. Только оказавшись на улице, моя подруженька очнулась, со страхом крикнула:

– Сейчас папа придет! – и быстренько побежала со мной за соседский гараж, чтобы спрятаться там от уже выходящего из-за угла папочки. Добежав, она упала на кучу песка и жалобно сказала мне:

– Ир, ну посмотри! Вдруг он уже во дворе меня ищет?

Выглядывать мне, понятно, не хотелось. Ведь это был именно Светкин отец, и если он сейчас найдет здесь двух голосистых озорниц… Мне-то пока ничего не будет, а вот подружке… Ух! Так что, может, лучше бежать дальше? Я все же потихонечку высунулась из-за гаража и увидела, что страхи наши напрасны. Светкин папа уже был у двери подъезда и собирался войти в него. Я с облегчением опустилась на песок рядом с подругой и сказала:

– Пронесло! Домой пошел! – и мы с восторгом обнялись.

Правда, я вскоре поняла, что хочу пойти на ту сторону дома и все же посмотреть (осторожненько!), починил ли «малыш» свой велик. Но Светка мне не позволила – доказала, что лучше здесь отсидеться («А то вдруг нас папа из окна увидит?»).

Вот так, без серьезных последствий, закончилась наша проделка. Но что могло бы быть, если бы я не остановила (хотя и с трудом, и поздновато!) подружкино словоизвержение? Ведь еще немного, и ее папа успел бы засечь нас если не в подъезде, то во дворе точно. И, конечно, родители опять собрались бы вместе или у них дома, или у нас. И поставили меня и Светку рядом друг с другом, и стали бы стыдить и ругать… Да что говорить! Такие «родительские собрания» (как мы их с подружкой называем) время от времени случаются в нашей жизни, потому что моя и Светкина семьи между собой дружат. Что дружат – это здорово, конечно. Но и отвечать за проказы приходится вдвойне тяжелее – ругают-то нас вчетвером! И до того согласованно: ну, просто русский народный хор! То басы вступают – папы, то сопрано – мамы. А мы молчим, сопим и слушаем концерт.

Наши отцы работают вместе в одном цехе на заводе. Они старшие мастера на своих участках и вечно обсуждают между собой «вечные темы производственного процесса», как говорит моя мама. Она у меня – учитель в школе, преподает историю. Вот и сейчас вроде бы июнь, каникулы, мы со Светкой забыли уже про надоевшие уроки. А у мамы – отчеты, консультации, выпускные экзамены. Поэтому мы с подружкой охотнее торчим у нас, чем у них. Мои родители уж точно проведут весь день на работе, а братик Митька – в садике, они его после работы заберут. А нам, конечно, в квартире – раздолье; мы здесь одни, что хотим, то и делаем. А у Светки только папа с утра на работе, мама же чаще бывает в это время дома. Тетя Таня сейчас заканчивает заочно институт и сдает свою последнюю сессию. Поэтому взяла на июнь отпуск и готовится к экзаменам. Ее, конечно, вполне устраивает, что мы со Светкой проводим время у нас, и она может спокойно заниматься. Ха, спокойно! Конечно, мы не позволяем себе особенно бурных скачек, когда знаем, что тетя Таня в любой момент, спустившись сверху, может позвонить в дверь и спросить, что мы делаем, или, там, позвать нас обедать. Мы бы, конечно, не устроили этого развлечения с микрофоном три дня назад, если бы тетя Таня с утра не поехала сдавать экзамен в свой институт. А Светкин папа, как после оказалось, пришел тогда с завода домой потому, что забыл на столе какие-то документы (и он, и мой папа иногда берут работу домой и что-то еще по вечерам пишут и считают). К нашему с подружкой счастью, он очень торопился назад на завод. Поэтому быстро забрал бумаги и ушел, так ничего и не успев просечь. Повезло нам! Но вечером, Светка говорит, он очень хитро улыбался, глядя на нее. Даже ее мама спросила: