Инна Фидянина-Зубкова - Вспоминая детство. И дети прошлого: стихи

Зимняя дорога, вот мой дом родной,
даже у порога снег стоит стеной.
Чистит батя тропку, мать печёт пирог,
а дочуля топает прямо за порог.

– Ты куда раздетая? «Выйду погулять.»
– Дочек неодетых отец отправит вспять!

Ведут меня одеться в шубу и вперёд:
«Тятенька, приветик!» – снег мы тянем в рот.

– Что мне с ней тут делать, сугробища стеной?
– Мне и дела нету! – мать спешит домой.

Маленькую Инночку садят на сугроб:
– Будь хорошей девочкой, а я пророю ход!

Сидеть в сугробах, знаете, не очень то легко,
вокруг всё расплывается, я иду на дно:
молча иду, мне нравится,
вокруг всё расплывается.

Оглянулся отец:
– Нет здесь дони, где юнец?

Вот и откапывай дочь руками,
а потом рассказывай маме
какой ты всё-таки дурак.
Она скажет: – Родом так!

И всю родню друг другу припомнят,
пока дочка стол не уронит,
большой такой стол, журнальный,
чуть было не поминальный
по кошке нашей Марыське.

А за окном близко, близко
зима неспешно гуляла
и звала, звала, и звала.
«Пойдем погуляем, мама!»

– Нет, дочь, раз ты Иванна,
то тебе и гулять с отцом.
Вань, одевай её!

Успокой меня, родная, успокой.
Почему-то мне не нужен твой покой.
Нужна молодость твоя, весёлый смех.
И блиночки чтоб ты ела лучше всех!

Кушай, доченька родная, подрастай.
Кушай с мёдом, молочком всё запивай.

И ни с кем не вздумай поделиться:
дед дурной, он может подавиться;
бабка старая, жевать уже не может;
а отцу и таз блинов уж не поможет;
кошка сытая, собака тоже ела;
а вот мамочка покушать не успела.

Сядем мы с тобой да наедимся,
и пускай за окнами полынь вся
зашуршит от зависти, заплачет.
Для нас и это ничего не значит.

Мы спокойненько заснём после обеда,
и глаза закроем на дурь деда,
и на бабку даже ни глазочком,
на отца, на пса, на кошку.
Засыпает мать твоя, не бегай.

– Спи, мамуля, тёплой-тёплой негой.

Только в детстве было чудо —
мыльный, маленький пузырь:
– Ты такой смешной откуда?

«Я от солнышка, держи!»

Я держу, ему смешно.
Лопается. Смерть его
почему-то так печальна.
Начинаю дуть сначала.

Мыльный, маленький пузырь,
ты не лопайся, держись!
Сядет круглый на листок,
рассмотрю его… Не то!

Ты не солнышка дружок,
а от радуги кусок!
Он хохочет и взрывается.

Солнце с неба улыбается:
«Сама не лопни от гордыни,
стихов как понапишешь, Инна!»

Ах ты, Инна, Инна, Инна,
донька свиристелка,
у тебя под носом
маленька капелка.

А кого ты любишь, Инна?

«Папу, маму, лето, зиму.
А ещё люблю блины,
кошку Маньку. Комары
надоели шибко мне!
У нас колодец есть, на дне
тина, глина, грязь.
Мне говорят: туда не лазь!
Я и не полезла,
там неинтересно.
Мне интересен огород,
там кузнечище живёт
зелёный и огромный,
к летячке неподъёмный,
только прыг да скок.
А однажды на порог
принесла кошка его,
кузнечищу одного
и знаете, сожрала!
Чего ей не хватало?
Молоко есть, мясо, суп.
Жри и ешь, свой нос не суй
в наш семейный огород!
Не семья же кошка. Вот.»

Ах ты, Инна, Инна, Инна,
мелка свиристелка,
у тебя на личике
маленька сопелка!

Ты поешь, попей, поспи.
И иди, иди, иди
в свой любимый огород,
там царь Горох в кустах живёт,
съешь его противного,
очень агрессивного!

А как вырастешь большая,
то, наверное, поймешь:
каждый жрёт то, что живёт.
Вот.

Будем жить, будем плыть,
будем строить города.
Будем в поле воеводить —
сеять жатные поля!

Очертания новостроек,
распрекрасный космодром.
К звёздам полетим далёким,
а поговорим потом.

*
На планете, на чудесной
чудо чудное живёт:
у него живот огромный,
а само сидит и врёт:
врёт про маму,
врёт про папу,
врёт про весь иной народ!

Мы послушали маленько,
развернулись и домой.
А в ракете «Королёва»
призадумались: «Не врёт!»

Развернулись и обратно
подлетаем, там беда: