Ольга Апреликова - Тихая Химера. Очень маленькое созвездие – 2

Через пару часов после стыковки с параваном Юм, разумеется, и до этого молчавший, и в душе смирился с тем, к чему его готовили Ние и Вильгельм – на планету придется спускаться. И остаться там пожить сколько-нибудь. Только зачем? И неизвестно, когда его снова возьмут в космос… Юм не хотел вниз. Там вообще все будет непонятно. И страшно, наверное, тоже будет.

Когда подошло время обедать, на столе оказалась свежая еда снизу – какие-то невиданные Юмом раньше овощи и фрукты, рыба, белая и вкуснопахучая; терпкая, чуть фиолетовая с исподу травка, и Юм совсем разволновался от новизны. Он поел, конечно, чтоб не обижать Ние и Вильгельма, и кисловатый сок из желтых круглых фруктов ему даже понравился… Но этой чужой еде он все равно бы предпочел корабельные, привычные густой суп и молоко из банок, таблетки витаминов, ирианские крупные орехи и белую кашу, которую можно было поливать всякими концентрированными сиропами… А после обеда Вильгельм принес коробку, от которой пахнуло незнакомыми, не корабельными запахами, и стал, улыбаясь, вынимать из нее красивую маленькую одежду. Юм сказал, что нравится все – да и правда нравилось – но надевать не стал и попросился обратно в рубку, а там незаметно в своем мягком кресле часа на полтора уснул. Проснулся сердитый, несчастный, вспотевший, с ноющей головой. Потом вечером была еще какая-то невнятная суматоха, и беспокойство стало совсем нестерпимым, Юм совсем потерял себя, его клонило в нехороший муторный сон и немножко поташнивало. А когда резкое осознание, что уже скоро вниз, что вот-вот уже, что завтра утром – настигало снова и снова, то он или обмирал с ног до головы, или едва сдерживался, чтоб не вскрикнуть, и боялся описаться. Ние в конце концов взял на руки и так и сидел с ним молча, а делами занимался Вильгельм. Юм задремал головой на теплом плече.

Сон ли это был? Он вдруг проснулся и увидел перед собой большого мальчика с темными зелеными глазами, в черной драконьей одежде, с несколькими тонкими длинными тагетскими косами, похожими на спящих змеек. Он хмурил брови и пристально, насквозь вглядывался своими жуткими очами, а вокруг было тихо-тихо, Вильгельм замер рядом, и Ние не шевелился. Мальчик серьезно улыбнулся Юму, кивнул и, выпрямившись, оглянулся на Вильгельма. Они вышли. А когда Юм снова открыл глаза, Вильгельм, как и прежде, сидел за пультом. Юм не спросил у Ние, был ли здесь гонец из Дракона, почему-то побоялся, только молока попросил. Молоко принесли, он медленно его выпил и вдруг нечаянно сказал, крепко сжимая ладошками пустую кружку:

– Тут был гонец Дракона.

– Да, – тихонько ответил Ние.– Нам было нужно послать домой вестника. И получить вести оттуда.

– Твой дом – Дракон?

– Ты ведь это уже понял. Не бойся. Ты пока будешь жить в Плеядах.

– Дракон меня такого не хочет? – рискнул обрадоваться Юм. – Он не будет больше за мной охотиться?

– За что ты его ненавидишь?

– Я его не ненавижу, я его боюсь. Он как смерть.

– Почему?!

– Он хочет меня убить.

– Неправда!

– Правда. Он хочет, чтоб меня не было.

– Неправда!

– Ты просто не знаешь!

– Послушай… Ты останешься в Плеядах не насовсем, – Ние осторожно забрал у него кружку. – Все равно ведь придется когда-нибудь вернуться Домой. Дракон – и твой Дом тоже. Твоя родина. Тебе там хорошо будет. Ты там нужен. Ведь ты – Дракончик, сын Дракона. Помнишь, ты картинку нарисовал? С дракончиком, у которого в сердце синий цветок?

– …Я знаю, кто я… Я и был раньше такой… Много мог. Но теперь-то – ничего не могу. Зачем я ему такой?

– Потому что – сын.

– За это и убьет, – шепотом сказал Юм. – Знаю, что ты ему служишь… Что он, наверное, смотрит твоими глазами. Ты не виноват, ты ему веришь, и ты хороший, он тебя любит, а я… Это я. Знаю, что должен вернуться к нему, чтоб он… Но ведь… Но ведь… Это так страшно. Я не хочу, чтоб он меня убил. Я лучше сам умру.

– Ты свихнулся. Да зачем же ему тебя убивать?

– Я не знаю. Не помню. Наверно, я виноват. Ведь просто так никого не убивают.

– Юм, он хочет, чтоб ты жил, но был под присмотром потому что тебя надо лечить. А сейчас ты больной, ты слабенький – вот поправишься и сам во всем убедишься. Он тебе Плеяды дарит, чтоб ты тут окреп.

– Мне не нужны его подарки. Никакие… Правда не хочет убивать?

– Не хочет. Велит, чтоб ты жил как желаешь. Он ведь до этого позволял тебе это. Пока было можно. Он ведь знал, что ты у Укора, но не забирал, наоборот, посылал ему для тебя корабли и все, что нужно…

– Ага, и конфеты с отравой, – усмехнулся Юм. – И гравитационный шквал, и пиратов. «Жил как желаешь»? «Все, что нужно»? Это слова, Ние, это всего лишь слова. Но ты не думай, я его не сужу; он—то как раз в праве делать со мной все, что хочет. Ух, как обидно: я так старался все забыть, и уже почти получилось! – глаза вдруг сами собой закрылись. – Себя почти забыл, а его – никак… Ладно, пусть делает, что пожелает, он вправе, а я… Я виноват.

Стало очень темно и тихо, и Юм опять ощутил бархатную и нестрашную тьму, плавно уносящую его в безвозвратность…

– Да ты спишь совсем, а? – откуда-то издалека спросил Ние оглушительным шепотом. – Давай-ка я тебя спать отнесу.

Дальше тоже все пошло, как сквозь сон, и Юм безучастно, в полусне, качаясь на страшных волнах чувств как неуязвимый поплавок, следил за сменой своих невнятных, больных мыслей. Но в конце концов и сон стал настоящим, глубоким, и Юму стало наконец спокойно и хорошо, будто он достиг своего собственного дна, где ему ничего не грозит.

Сначала была нестрашная тьма. Потом – сказка. Будто он в глубоком темном подземелье поет для чудовищно огромного, бесконечного золотого змея, чьи тугие круглые, теплые кольца уходят к высокому своду, переплетаются в непостижимые узлы, и дальше их и не различишь в темноте. Змей с зелеными-зелеными глазами вовсе не страшный, и Юму с ним тоже ничего не страшно. Он больше не один, потому что змей – самый родной. Роднее всех. А на самом деле он еще не родился. Еще долго ждать, и он будет не змей, а мальчик, как он сам… А пока – только петь во сне, звать, но это – тоже хорошо, до слез. А высоко-высоко над этой глубокой волшебной пещерой стоит ночь, и среди редких висячих, очень знакомых звезд расстилаются молочные туманы…

Юм, проснувшись, даже глаза открыть побоялся, вцепился в клочок сна, но дневным сознанием ничего не понять… Он все же запомнил – золотые теплые, живые кольца в темноте, родство, и петь надо. Петь? Ему, кажется, никогда и в голову не приходило, что можно петь. Но поют ведь некоторые люди. Не все, потому что нужен какой-то голос особенный, не тот, которым разговариваешь, и у большинства такого голоса нет… А если есть, то еще там что-то нужно, Юм не вспомнил, что, и перестал об этом думать, потому что под ресницы скользнул странный волшебный свет и зашевелился сверкающими разноцветными снежинками.