Владимир Васильев - С тобой все ясно (дневник Эдика Градова)

Никогда бы я раньше не подумал, что нашего остроумного, самоуверенного Рому "мучит собственная бездарность".

- Да плюнь ты на эту Олю, - посоветовал я. - Посмотри лучше на Ирку Макешкину. Ты ее не оценил.

Она...

- Заткнись, - спокойно перебил меня Роман. - Я же про твою Анюту ничего не говорю.

- Про "мою Анюту"? С чего вы все это взяли?

Да она для меня...

- Может быть. Но я не про "она для тебя", а про "ты для нее".

- Если уж на то пошло, то ты для Ирки...

- Заткнись, - снова потребовал Роман. - Прошу тебя.

- Ладно. Я знаю, чего ты психуешь. Ты мне как брат. Могу же я все знать про своего брата? Так вот, о щадящем режиме...

- Никогда еще не говорил "заткнись" три раза подряд. - Роман пришел в неистовство. - Если я что-нибудь ненавижу по-настоящему, братишка, то это "щадящий режим", который отравляет мне жизнь. Беспощадный режим признаю, только беспощадный!

Я не мог его удержать. Он выскочил как сумасшедший.

Недавно Босов предложил тему комсомольского собрания - "Что значит быть идейным человеком?". Ангелина Ивановна обрадовалась: "Ты и сделаешь доклад".

"И сделаю, - согласился Андрей. - Если вы сядете в почетный президиум, а собрание от начала до конца будем вести мы сами". Наша классная руководительница обиделась: -"Да я об этом только и мечтаю".

Босов развил бурную деятельность: раздает какие-то анкеты, просил Борю пройти с портативным магнитофоном и взять "интервью на бегу", вывесил "вопросы к диспуту", наприглашал гостей из других классов, готовит спецвыпуск стенгазеты и т. д. и т. п.

Я тоже вылезаю из молчального окопа и немного трушу. Все-таки первое выступление на комсомольском собрании. Сначала я хотел рассказать про Володю Куликова. Но у Андрея в докладе будет про молодогвардейцев. И я решил взять одну мысль у Николая Островского из романа "Как закалялась сталь". Она у меня выписана в "Пеленках", то бишь в "Тетради раздумий о прочитанном".

Павел Корчагин говорит Тоне Тумановой: "У тебя нашлась смелость полюбить рабочего, а полюбить идею не можешь".

Что это значит - "полюбить идею"? Она ведь рождается в голове, а не в сердце.

Меня это задело.

Главное событие - вылазка вожатского отряда в горы и костер в честь Любочки. Хочу написать подробнее...

Мы выехали утром. Автобус был битком набит вожатиками, но агенты А и Б втиснулись и пристроились поверх рюкзаков и спальников. Любочка поворчала, но больше для виду. Настроение у всех было прекрасное.

Мы выведали, что завтра у нашей старшей вожатой день рождения, и я уговорил "Группу АБЭ" осуществить заброску с тайной целью - отметить это событие.

До обеда вожатые делились опытом, разучивали новые песни, игры. Потом выпал свободный час, и "Группа АБЭ" провела совсекретное совещание, на которое пригласила командира вожатского отряда Алешу Терина.

Нужен был сюрприз. Но никто не мог придумать какой.

- Что-нибудь такое, чтоб облакам было слышно, - размечтался Алеша.

- Чтоб вечные снега растаяли! - поддержал я.

- Что вы несете, - охладил наш пыл Боря, - какие тут вечные снега?

- Костер! - крикнул я. - Костер на горе! Чтоб за сто километров было видно.

Мы наметили высокую поляну, на которой разведем его завтра к вечеру, и два агента, свободные от вожатских занятий, отправились на задание. Потом и мы с Алешей поднялись к ним, полчаса таскали ветки и хворост. Быстро стемнело, и мы спустились в лагерь.

А к следующему вечеру поднялся сильный ветер.

Сначала я радовался: полыхнет наш костер вполнеба!

Мы четверо собрались на поляне и молчали. Здесь, наверху, ветер был еще сильней и все порывался развалить с такими трудами по бревнышку да по веточке сложенную груду дров.

Первым заговорил Алеша Терин:

- Операция "Костер" отменяется.

- Как это отменяется! - Я вскочил. - Ты о них подумай. Что же, они два дня впустую трудились

- Не надо о нас думать, - сказал Боря. - Подумаем о лесе. Операция "Костер" при таком ветре может превратиться в операцию "Пожар".

- Тогда о Любочке подумайте... - начал я.

- Это ты о ней только и думаешь, - разозлился Андрей. - Разве нам не обидно, что так получается?

Но нельзя же спалить весь лес, чтобы радовался один человек. Даже если это очень хороший человек... Боря, спички у тебя? Пошли вниз.

- Я догоню! - крикнул я им вслед.

Один. Ночь. Ветер. Черный силуэт незажженного костра.

Вихрь мыслей. Провал. Пустота. Озноб.

Не могу я этого передать. Не берусь.

На мне был старый пиджак, еще курильных времен.

Сбоку в подкладке я нащупал несколько спичек и серку, оторванную от спичечной коробки.

Было темно и холодно. Горы равнодушно молчали, ветер пробирал до костей, порывами швыряя какую-то изморось. Меня колотила дрожь. Я никак не мог решиться. А ведь стоило повернуться спиной к ветру, чиркнуть спичкой и... Отступят тьма и холод, на весь мир запылает костер. И тогда Она увидит...

Голова моя горела.

- Ответственности вам не хватает, - горько произнес Афанасий Андронович. - Вселенную готовы спалить...

Мама как-то объясняла мне, что такое слуховые галлюцинации. Я все еще сидел съежившись, сунув ледяшки ладоней под мышки. Потом выгреб из-под бревна пучок травы и веточки посуше, достал спички и серку, закрылся полой пиджака.

И тут во мне как молния взорвалась - так ясно вспомнилась МОЯ ГЛАВНАЯ ПОДЛОСТЬ. "Что ты хочешь со мной сделать? - закричал лес голосом Той Девчонки. - Не убивай меня!"

Теперь от меня, ОТ МЕНЯ ОДНОГО зависели судьбы горы, осинника, этой спиралевидной вселенной, похожей на улитку...

Страшная тяжесть придавила меня к земле. Спички выпали из рук и, наверное, сразу намокли. Я собирался с силами, чтобы подняться, вскочить, бежать вниз, к небольшому уютному костру, который робко краснел там, на берегу ручья.

- Ну где же, где же он? - услышал я голос Любочки и подумал, что это снова слуховые галлюцинации.

- Вот он, миленький, греется! - Андрей так двинул меня по шее, что сомневаться в его подлинности мог бы лишь тот, кто с этим кулаком не встречался ни разу.

- Прости, Любочка, - прошептал я.

Класс наш потихонечку меняется. Ангелина Ивановна не нарадуется, и голос ее убавился в громкости на сто децибел. Это уже не тепловозный гудок, а флейтадудочка: "Ах вы мои активные! Тьфу, чтоб не сглазить".

На литературе рвемся в ответы, как в атаки. Даже те, кто прочно залег в молчальный окоп, иной раз встают во весь рост. Руки вверх!

Иру Макешкину не узнаю. "Расцвет личности", как говорит Е. Е. Откуда что берется? Даже Роман признает, что она нашла "свой репертуар". А я считал, что она серая, с бесцветной совестью. Кретин.

Шейк прыгнул мне на колени и так приластился, что я даже засомневался: это он мурлычет или у меня в животе бурчит? Томка в своей комнате делала уроки, а мы с мамой сидели у телевизора, смотрели что-то такое про любовь.