Амос Оз - Сумхи

"Ну и что, — думал я, — что в этом такого?" И кроме всего прочего, дядя Цемах жил на улице Грузенберг, а не на улице Бограшов.

А еще иногда дядя Цемах вдруг затягивал песню. Пел он надтреснутым голосом, с большим чувством:

О дядиных причудах говорили у нас на идише, чтобы я не мог понять, все эти речи завершались тревожным шепотом, и в самом конце всегда шипело словечко «мешигинер» ("сумасшедший"). Но я не считал, что дядя Цемах сумасшедший. Даже когда он пел свою песню (или какую-нибудь другую), я чувствовал, что на сердце у него грустно. Но иногда он, наоборот, был веселым и шутил беспрестанно.

Скажем, усаживался он с моими родителями и тетей Эдной под вечер у нас на балконе и начинал говорить о вещах, которые никак нельзя обсуждать в присутствии детей: о сделках и прибылях, о земельных участках, финансовых хитростях, скандалах и изменах в кругах богемы, а иногда даже произносил грубые словечки, и тут его заставляли немедленно замолчать:

— Ша! Йоцмах! [15] 3десь игра слов: родственники иронически называли дядю Цемаха Йоцмахом, поскольку в идише имя Йоцмах (Хоцмах) употреблялось как нарицательное, в значении «дурак», "шут". Что с тобой? Ты спятил? Ведь мальчишка сидит тут, все слышит, а он не грудной младенец!

…А какие дядя Цемах привозил мне подарки! Он всегда выбирал вещи неожиданные, от которых захватывало дух.

Однажды он подарил мне альбом китайских марок, который свистел, когда его открывали. Как-то раз привез настольную игру, но все надписи там были по-турецки. Однажды я получил черный пистолет, который стрелял по врагу водяной струей. В другой раз он подарил мне аквариум с парой рыбок гуппи, которые, как потом выяснилось, оказались двумя самцами. Привез он мне и ружье, стрелявшее стрелами ("Ты совсем с ума сошел, Йоцмах? Ведь такой стрелой ребенок может, не дай Бог, выбить кому-нибудь глаз!"). А однажды зимой подарил мне дядя Цемах нацистские деньги, и такого не было ни у кого в нашем квартале ("Йоцмах, ну, в самом деле, это переходит все границы!"). На пасхальный седер [16] Седер — торжественная трапеза в первый вечер праздника Песах. он принес мне в подарок шесть белых мышек в клетке ("Ну, что еще ты подаришь ребенку? Змею? Блох? Может, жуков?").

И вот однажды весь путь от Центральной автобусной станции на улице Яффо до нашего дома проделал дядя Цемах на подержанном велосипеде марки "Ралли".

Велосипед этот был в полном порядке: и звонок, и фонарь, и багажник, и отражатель света сзади, но только стержень, соединяющий седло с рулем, — рама — отсутствовал.

В первую минуту я, в порыве безмерной радости, не понял всей серьезности этого факта — отсутствия рамы.

— На этот раз ты и в самом деле перешел все границы, Цемах, — сказала мама. — Ведь парню только одиннадцать. Что же ты собираешься подарить ему в день бар-мицвы? [17] Бар-мицва (буквально "сын заповеди") — достижение еврейским тринадцатилетним мальчиком совершеннолетия; с этого момента мальчик считается взрослым, т. е. несет ответственность за свои поступки и может исполнять все религиозные заповеди.

— Верблюда, — спокойно ответил дядя Цемах.

Ответил так, будто заранее был готов к этому вопросу.

Папа сказал:

— Быть может, стоит подумать, Цемах, к чему все это может привести?

Я не дождался дядиного ответа, мне было все равно, к чему это может привести. Весь во власти сумасшедшей радости и гордости я помчался с велосипедом на задний двор, туда, где меня никто не мог увидеть. Я расцеловал руль, потом поцеловал несколько раз тыльную сторону ладони и заорал шепотом:

— Господи Боже, Господи Боже, Господи Боже!

И вдруг вырвался из моей груди дикий вопль "Ги-ма-ла-и!!"

Затем я прислонил велосипед к дереву и подпрыгнул высоко вверх. Чуть успокоившись, я заметил отца. Он возвышался надо мной, стоя в проеме окна, и наблюдал. Нарушив долгое молчание, отец произнес:

— Ладно. Пусть будет так. Я прошу лишь одного: мы с тобой заключим сейчас небольшой договор. Ты будешь кататься на своем велосипеде не более полутора часов в день. Ты всегда будешь ездить по правой стороне дороги, даже если улица пустынна. И ты не выедешь за пределы улиц Малахи, Цфания, Зхария, Овадия и Амос. На улицу Геула ты не поедешь, там всегда носятся британские шоферы из лагеря «Шнеллер»; они зачастую пьяны или попросту рады делать нам пакости, а иногда — и то, и другое вместе. И, пожалуйста, сделай милость, на перекрестках действуй с умом. Дядя Цемах воскликнул:

— Взвейтесь, соколы, орлами!

Мама:

— Да, да, только осторожно.

Я сказал:

— Ладно. Пока.

И лишь когда отдалился от них, крикнул:

— Все будет в порядке! — и выкатил велик на улицу.

Как смотрели на меня мои одноклассники и соседские дети, большие и малые!

Краешком глаза, чтобы они не заметили, я тоже посматривал на них и видел зависть, презрение, злобу.

А мне-то что, мне безразлично.

Медленно, словно участвуя в какой-то процессии, я прошествовал перед ними, ведя одной рукой свой велосипед под носом у всех вдоль тротуара. На моей физиономии застыло безразлично-лицемерное выражение, будто я хотел сказать: "Ничего особенного. Просто велосипед «Ралли». Вы, конечно, можете лопнуть на месте, ну и пожалуйста, это на вашей совести, а мне до этого дела нет".

Тут уж Эли Вайнгартен не сдержался. Он смотрел на меня, будто ученый, открывший какое-то странное ползучее существо:

— Гляньте, ребята! Для Сумхи купили девчачий велосипед! Без рамы.

— Скоро купят ему платье для субботы, — сказал Бар-Кохба Соколовский, который даже не удостоил меня взглядом, а сосредоточился на том, что с превеликой осторожностью подбрасывал в воздух разом две монеты, ловя их ладонью.

— К волосам Сумхи пойдет розовая ленточка (голос Тарзана Бамбергера).

— Они с Эсти станут подружками — водой не разольешь (снова Бар-Кохба).

— Только Эсти уже носит лифчик, а у Сумхи пока ничего нет (подлый Эли Вайнгартен).

Тут же на месте я решил: хватит! С меня довольно!

Я не стал ругаться и ломать им кости, я только покрутил указательным пальцем левой руки у виска (как это делал дядя Цемах, когда при нем упоминали имя британского министра иностранных дел лорда Бевина [18] Бевин Эрнест (1881–1951) — английский политический деятель, в 1945–1950 гг. занимал пост министра иностранных дел в правительстве Великобритании, выступал против создания еврейского государства, препятствовал иммиграции евреев в Палестину. ) и, не медля ни минуты, вскочил в седло и помчался в сторону спуска на улицу Цфания.

Пусть себе говорят.

Пусть лопнут.

А я? Мне наплевать.

И кроме того, я из принципа не начинаю драку с теми, кто слабее меня. И при чем тут Эсти? Какая еще Эсти взбрела им в голову? И вообще, еще сегодня я сматываюсь отсюда на своем новом велике на юг, через Катамон и Талпиот, через Бет-Лехем, Хеврон и Беер-Шеву, через Негев и Синайскую пустыню, прямо в сердце Африки, к истокам реки Замбези — мужественный и одинокий среди всех этих кровожадных подростков.