Елена Чудинова - Лилея

Ощущая легкую слабость от корабельной качки, Нелли приподнялась на соломенном своем ложе. Нет, дом никуда не плыл, хотя лицу еще было свежо от дыхания моря. В ушах звучала еще печальная песня о двух ивах у старого моста, в родном краю. Подыгрывая на виоле, ее напевал, скрашивая крестоносцам невеселое безделье, юный оруженосец. Был сей мальчишка чернокудрым, в шапочке с павлиньими перьями, а к верхнему его платью крепились рукава из более богатой ткани, нежели оно самое.

Нет, довольно! Мальчик с виолою — сие было во сне, который только что ее оставил. Перед сном же они допоздна заговорились с отцом Модестом и господином де Роскофом о последнем Крестовом походе. Они сейчас на постое в деревушке, что вписана в каменный круг, из верхней дверной половинки в домишко пробивается заря. Угли в очаге простыли, ох и холодно! Немудрено, октябрь подкатывает. Надобно проснуться хоть ненадолго, нето и умом повредиться впору.

Позаимствовав черную крестьянскую шаль у спящей Параши, Нелли решительно вышла на белый свет. Деревня еще спала, хотя, как всякая сельская жительница, Нелли знала, что уж вот-вот все вокруг начнет пробуждаться. Облака обещали ведрый день, на обочинах тропинок поблескивали нити осенней паутины. А она и не приметила, как путь их увел от моря, не от сновиденного теплого, а от настоящего, холодного. Пейзаж, открывшийся перед нею, был убог: чахлая растительность, открытая ветру равнина. К окоему шла гряда валунов — ровно великан ребенок навтыкал их в землю в обыкновенной детской игре. Роман часто эдак забавлялся на берегу ручейка, заставляя мелкие камешки изображать нето солдат, нето лошадей.

Ну вот, мысль ее, пробужденная от грез, вновь обратилась к брату. Мнится ли ей, что друзья, обнадеживая ее, сделались сами словно бы немного растеряны? Да, уши и глаза у шуанов во всем краю, но отчего ж ни одно ухо не слышит, а ни один глаз так ничего до сей поры не разглядел? Не невидимка ж ее младший брат, в самом-то деле?

Нелли ахнула в невольной испуге: огибая огромный камень, она столкнулась носом к носу с Анри де Ларошжакленом.

— Вот уж напугали-то!

— Не нарочно, Элен, право не нарочно! — Молодой аристократ, как ни странно, не только обрадовался, но вместе с тем и смутился. — Отчего Вам не спится осенним утром? Я-то поднялся встречать связного.

— Мои сны слишком хороши для меня, Анри, — Нелли поплотней запахнула шаль. Редкие кусты ракитника не успели еще толком пожелтеть и не пожухла трава, но земля под ногами была по-осеннему тверда.

Над равниной прокатился клич совы. В приближающихся юноше и мальчике в крестьянских куртках, с ружьями и шестами, Нелли издалека узнала мадемуазель де Лескюр и малютку Левелес.

— Отчего пешком, Туанетта? — недовольно воскликнул Ларошжаклен, когда юные особы приблизились.

— Да поди сыщи теперь у крестьян лошадь, — отвечала девушка весело. — Вокруг сплошные реквизиции. Мы всю ночь шли, ночью оно и безопаснее, верно, Жан Кервран?

Левелес — даже в мыслях у Нелли не получалось назвать девочку мужским именем! — не ответила. Как и прежде приметила Нелли, подобно всем «братьям сестер», Левелес словно бы все время прислушивалась к чему-то, недоступному другим. Личико ее казалось из-за того скованным напряженнейшим вниманием, а взор, хоть и цепко подмечающий происходящее вокруг, странно мерцал изнутри.

— Так что мы вполне благополучны, — продолжила мадемуазель де Лескюр так, словно ей было отвечено. Рыжие волоса ее, высвободившись из-под шляпы, спадали на козью шерсть. И грубая одежда отчего-то была ей необычайно к лицу. Зеленые же глаза при виде Нелли на сей раз не сделались злы, и сие ее тоже украсило. Да и может ли быть промеж нас злоба рядом со святым королем, что почиет блаженным своим сном под охраною Жана де Сентвиля и Ан Анку, в крохотной часовенке посередь вписанной в каменный круг деревушки, туманным октябрьским утром?

— Держи, Анри! — девушка протянула шуану свернутое письмо. — И нечего хмурить брови, внутри только карта, ни единого словечка с пера ни у кого не упало!

— Рассказывал твой брат — слышно ль что-нибудь из Парижа? — Ларошжаклен запихнул бумагу в рукав.

— Зверье из Революционного трибунала вконец пьяно от крови, — на лицо девушки пала тень. — И еще… не знаю, в какой мере сие правдиво, да и Винсент также не знает. Ходят слухи, что вокруг Государыни ужесточили стражу. Детей к ней вовсе теперь не пускают, сие известно наверное. Ходят слухи, что обращение с нею сделалось вовсе худым…

— Ты хочешь сказать, Туанетта, что для королевы готовят гильотину? — спокойно спросил Анри де Ларошжаклен. — Мы не можем ее спасти, но видит Бог, отомстить мы сумеем. Хотел бы я утешить тебя, Антуанетта-Мария, иными предположеньями о судьбе обратной твоей тезки, только каков смысл врать? Я всегда жду худшего, и оно всегда сбывается. Враги наши нелюди, тебе известно лучше моего. Ах, Элен, сколь щасливы Вы, что где-то вдали, на Вашей родине, женщины и дети покойно спят по ночам!

— Еще б мне увидать спокойно спящим маленького моего брата, — грустно ответила Нелли, невольно наблюдая за Левелес: усевшись на землю у подножия валуна, девочка принялась преспокойно зачищать свой шест карманным ножом.

— Ничего не слышно о нем? — спросила мадемуазель де Лескюр.

— Ничего, — Ларошжаклен стиснул зубы. Впервой он говорил при Нелли о Романе столь прямо и невесело. — Коли он жив еще, то сие какой-то мальчик-невидимка! Ах, Элен! Не знаю, вправе ли я дольше Вас пытаться приободрить.

— Мальчик-невидимка? И мне давеча приходило в голову сие слово.

— Но невидимых мальчиков не бывает, Элен, — лицо молодого аристократа исказилось. — Во всяком случае…

— Во всяком случае — живых, — докончила за него Нелли. — Сердце говорит мне, Анри, что брат мой жив. Вы знаете, есть поговорка: ночь несет вести родным. Не было еще ночи, заставившей кровь мою похолодеть, а сердце — содрогнуться от сего хлада. Но сердце человеческое тем не менее склонно обманываться. Ах, хоть бы кто один из крестьян сказал, что видал ребенка чужеземца осьми годов от роду!

Левелес перестала на мгновенье строгать. Шест ее был из остролиста, чья розовая древесина кое-где явилась из-под серой коры. Несколько блестящих колючих его листочков и три красных ягодки уцелели на тонком верхнем конце. Когда ж она обучилась летать на шесте, ведь девочкам сие не свойственно? Может статься, впрочем, что она ничему и не обучалась — ни стрелять, ни ездить верхом, ни рыбачить: все сии уменья просто достались ей от убитого братца вместе с мальчишеским платьем.

Елена смутилась, заметив вдруг, что и девочка также думает о ней: несколько брошенных украдкой взглядов явственно сие изобличили. Прежде, чем Нелли сама отвела взор, глаза их столкнулись. Взгляд Левелес был живым и смышленым, он нисколько не туманился.