Елена Чудинова - Лилея

Наконец суматоха улеглась и господин де Роскоф занял почетное место во главе стола.

— Сядь-ко со мною рядом, маленькой византийский римлянин, — сказал он несколько темно. — Хоть разгляжу толком, каков ты есть. Во всяком случае ты глядишь заправским шуаном.

Елену хотели усадить по другую руку господина де Роскофа, но она уперлась — села местом ниже, рядом с братом. Вместо нее усадили отца Модеста, хоть он и порывался самым обязательным образом сеть ниже отца Роже. Наконец расселись все.

— За щасливый исход поисков нашей Элен де Роскоф! — Ларошжаклен поднял деревянную плошку словно хрустальный бокал. Лицо его сделалось вовсе мальчишеским. — Ура!!

— Ур-ра-ра!!! — Ненавистный для синих клич дружно загремел над застольем.

Как же велика в сердце человеческом потребность в радости, невольно подумала Елена, не в силах оторвать взора от брата, который, нимало не смущаясь всеобщим вниманьем, расправлялся с крылышком. Один мальчик жив-здоров, всего один, из сотен сгинувших. А сколь согреты этим все, считая и огрубевших в военных буднях мужчин! Никогда не забыть ей сего веселого утреннего пира под открытым небом, разгоряченных лиц, слетающего с уст пара, шуток и смеха, тарелок, расставленных по одной на двоих, англицкого победного клича… Воистину, каждый ребенок теперь — живая аллегория Надежды!

— завел Ле Глиссон.

— То-то будет получше холодных блинов, — довольно заметил Роман, швыряя косточку черной собаке, что повизгивала под столом, очумев от происходящего.

— Многие б и за них спасибо сказали теперь, — возмутилась Параша. — Где ж ты, негодник, добывал блины?

Роман не ответил, уткнувшись в оловянную кружку. Быть может и не расслышал, немудрено в таком шуме.

— Ох и братец у тебя, голубка, — Катя тоже прилипла к мальчику взглядом.

Особо разглядывал его и отец Модест. Немудрено, они видели маленького Сабурова впервой! Нелли знала, что и священник, и подруга каждый сам для себя теперь перебирают свои сугубые приметы, меряют и взвешивают, приходят к каким-то заключеньям. Похоже, Катька довольна Романом несколько больше, чем отец Модест. Или ей мерещится?

— Буду, — Роман охотно принял отрезанный господином де Роскофом кусок ножки.

Ну да, для него-то и отец Модест и Катька — всего лишь незнакомые покуда взрослые.

— Понятно, что от санкюлотов тебе удалось сбежать, дитя, — господин де Роскоф улыбался. — Но как же о тебе не знали наши крестьяне?

— Я от всех людей хоронился. Я здесь чужой и не дорос разбираться, кто хорош, а кто плох.

Во взгляде господина де Роскофа застыл вопрос, каковой он, верно, счел покуда неуместным задать.

— Так что после обеда и выступаем, — обратился Ларошжаклен кому-то, перекрикивая гул.

— А Левелес? — в который раз оговорилась Нелли, и даже не заметила, так мучительно кольнуло сердце сознание вины. Про чужого-то ребенка на радостях напрочь забыла! — Разве мы не будем ее дольше дожидаться?

Антуанетта-Мария рассмеялась.

— Чего дожидаться-то, сие дитя ночью воротилось и теперь спит сном более праведным, чем заслуживает! Вспало, вишь, повидать материну куму на соседнем хуторе, близ Плюзюнет. Ну да что, с дисциплиною у нас и у взрослых худо, с малолетков и спрашивать смех. Это ж как-никак не солдаты регулярные, а дети, к тому ж — одержимые.

На душе полегчало.

Песни лились все веселей, но застолье меж тем начало понемногу тяготить Елену. Яблочное вино и еда придали ей сил: теперь жаждала она осыпать брата расспросами.

— Мы допоем и без Вас, — ласково молвил господин де Роскоф. — Ступайте, дорогие мои дети, вам слишком многое надобно сказать друг дружке без свидетелей.

Наконец оказались они одни, она уж и не чаяла. Наконец сидят они в домишке у очага с жарко дотлевающим торфом.

— Злодеев я положил ни о чем не расспрашивать, — опередил ее Роман. — Как ты думаешь, Лена, для чего я им мог понадобиться? Уж я подслушивал, подслушивал, все впустую!

— Нуждались они в одном — в золоте, коего много у старшего господина де Роскофа. Видишь ли, злодеи подумали, что ты и есть сын Филиппа.

Издали было слышно, что теперь поют женщины — про убитую злой мачехой девушку Барбу. В хоре различался голос Параши.

— Вот оно как, дураки перепутали нас с Платошкою! — Роман хмыкнул.

— Но здесь-то в поле ты как оказался?

— Случаем, — не слишком многословно ответил брат. — Я б и раньше от негодяев отделался, да только не враз решил, что дальше-то делать. Потихоньку надумал, что главное — из страны выбраться, куда угодно, в любую другую. Вить в любой стране, ежели она не мятежная, есть наши посольские приказы, так? Значит надобно только добраться, а уж посол, поди, поможет.

— Только добраться, — ужаснулась Нелли. — Да ты хоть можешь вообразить, каково попасть отсюда в другую страну?! Не только от солдат уберечься надобно, а еще и путь найти!

— Ужо дал я себе зарок не отлынивать от географии! — сериозно ответил мальчик. — Помнишь, Лена, соседи комедию представляли, там неуч говорил, что-де извозчик довезет?

— Это его матушка говорила, что сынка баловала.

— Ну, не важно, словом вправду глупость. Вить как хорошо, что я заучил, от Бретани-то ближе всего Бельгийское королевство! На северо-востоке, стало быть, в Париж ворочаться незачем.

— Мы и теперь не через него поедем, я чаю. Но дороги-то ты небось знать не мог.

— Пустое. Уж добрался бы, разве я не сельский житель, чтоб сторон света не разобрать? Не так уж и трудно все, тем паче — лето.

Сердце Нелли сжалось: маленькой мальчонка, один, пробирающийся лесами чужой страны.

— Отчего ж ты не обратился хоть к крестьянам, Роман? Перемолвись ты хоть с одним, мы б о тебе вскоре узнали. Ну да пустое, о том ты знать не мог, но уж мог сообразить, что селяне тебе помогут.

— Я сказал уже, что не дорос до сей войны, Лена, — меж бровями мальчика обозначилась вертикальная морщинка. — Видал я, как приходили к синим люди в крестьянской одежде, по виду неотличные от прочих. Как могу я различить честного крестьянина от шпиона?

— Но шпионов среди бретонцев почти нету, Роман!

— Для меня «почти» не годилось. Коли не повезет, так можно и с одним из тысячи встретиться, так?

— Должно бы уж слишком не повезти. Но бывает и такое невезенье.

— Стало быть, в сей стране не мог я верить никому. По щастью, мне и нужды не было кому-то доверяться — было б кому снабжать меня по дороге чем-нибудь съестным, да еще мне потребна оказалась одежда поплоше и неприметней. Ну с этим-то трудностей мало!