Галина Галахова - Кеворка-небожитель

Смирные Горохи покорно полезли в повозку, зато Аленька заупрямился и даже метнул в Гияна подвернувшийся под руку булыжник: тот еле-еле успел от него увернуться.

— Так его, так — пуляй еще! — закричали озорные грибенки и устроили по Гияну настоящую пальбу своими шляпками.

Гиян только смеялся и облизывался — шляпки щекотали ему горло, когда он съедал их прямо на лету.

— Побаловались и будет, — сказал он, доотвала наевшись грибных шляпок. — Теперь айда в Кеоркию. Хочу вас всех сразу предупредить, чтобы потом не обижались: нынче мы пленных на свободу больше не выпускаем, а делаем из них кашу.

— Какую кашу? — испугались братья Горохи.

— Обыкновенно какую — гороховую, — Гиян сгреб Аленьку и всех оставшихся грибенков зашиворот и бросил в мешок.

— Ну и ешьте на здоровье Горохов — а нас, чур, не трогать! — раздался из мешка голос Аленьки. — Мы с Гришкой и с его грибенками разумные, а Горохи — нет.

— И неразумным жить хочется, — осторожно заметил Аленьке Гришка, устраиваясь в мешке поудобнее на временное жительство. Он собрал своих грибенков в кучу и стал их учить уму-разуму: чтобы они вели себя как подобает хорошим грибам, то есть никого не обижали. — Ведь неразумного так легко обидеть, — поучал своих детей Гришка, — если будут есть Горохов, пускай тогда едят и нас с ними вместе. Хотя это, может быть, для нас — гроб-дело.

— Ты все неправильно говоришь — гриб-дело! — хором поправили его грибенки.

— Только, пожалуйста, уважаемый, к вам будет наша большая, огромная просьба, — обратился Гришка к Гияну, — ради будущей грибной поры пожалейте, прошу вас слезно, моих бедных деточек-малолеточек! — Тут Гришка всплакнул в свою мохнатую серую жилетку и утер покрасневшие глазки своей шляпкой. — А меня можете первого даже зажарить или даже прямо живьем…

— Там разберемся, — буркнул Гиян, — кого так есть, а кого — жареным лопать!

«Съедят или слопают?» — ужаснулся Аленька. «Стоило ли за этим лететь так далеко?..»

Теперь каждое утро Раплет допрашивал Кеворку. Светила именно ему поручили в кратчайший срок выяснить — как, на каком этапе случилось то, что опытнейший разведчик Альдебарана оказался вдруг столь ненадежным. Сколько раз до этого случая, закатанный в пучок космической энергии, Кеворка носился по Вселенной, проникал в чужие миры, совершал там космические похищения и всегда возвращался прежним Кеворкой. Никогда прежде похищенные им существа не знали ни его жалости, ни даже намека на сочувствие. Всегда считалось — и подтверждалось практикой, что Альдебаранские разведчики защищены от посторонних влияний панцирным полем — открытым Ноленсом в пору изучения непроницаемости душ аварибегов.

«Помните, что на вас — панцирная рубашка! — так внушали разведчикам на станции преображения перед тем, как закатать их в космические частицы с нулевым индексом Паривана. — Несмотря ни на какие воздействия и влияния, вы всегда останетесь сами собой, чистыми альдебаранцами: пространство Олфея надежно защищает вас своим мощным сверхполем…».

И всегда это было действительно так. Сколько за свою жизнь Кеворка испытал самых фантастических перерождений, все ему было нипочем, но проникновение на Землю и воплощение там в виде мальчика, который родился у женщины, работавшей на хладокомбинате, неожиданно повлияло на его сущность. Он пронес это нечто через все трассорные скачки, и даже снова преобразившись, не вернулся в себя…

Раплет вошел в липучую камеру — жуткое сооружение, придуманное Наком Пакуа для изменников Дела Грандиозного Познания. Камера представляла собой пирамиду, со стен и с вершины которой медленно сочилась на пол ядовитая липкая масса. Эту массу вырабатывали гусеницы-жирелы, которых разводили в специальных карманах, находившихся на стенах пирамиды. Стоило узнику остановиться, как гусеницы оплетали беднягу этой своей массой с головы до ног, и он погибал в медленных страшных мучениях.

Кеворка знал принцип действия ВЭГА, поэтому ни на минуту не останавливался, метался по камере. За ним жадно охотились жирелы. От слабости у него кружилась голова и болело его земное сердце, которое он продолжал чувствовать, как чувствует человек свою отрезанную ногу.

— Остановись ты! — приказал Раплет Кеворке и сверкнул на жирел специальным фонариком, на который они единственно реагировали, чтобы прекратили они свою охоту и убрались в карманы.

Кеворка остановился, наблюдая, как гусеницы медленно уползают, предоставляя ему минутную передышку.

Между Кеворкой и Раплетом существовало соперничество, специально запланированное Лабиринтом, чтобы легче было управлять ими обоими. Раплет шел по линии амера — он был создан из новейших альдебаранских сплавов, его приборы внутреннего управления были созданы по последнему слову альдебаранской психотехники, а Кеворка был живым существом, биобрутом, по классификации того же Лабиринта.

Раплет всеми силами стремился доказать, что биобруты по сравнению с амерами ничего не стоят. Надежным в космической разведке может быть только амер — и только амер! Вот и на этот раз он припас для Лабиринта немало тому доказательств. Окончательное решение Лабиринта — вся судьба Раплета — зависели от его успеха — расколоть этого предателя до самых тайных его глубин. Поэтому жирелы были подменены безобидными голографическими двойниками, но Кеворка об этом не знал.

— Будешь отвечать по существу или сразу тебя прикончить? — наконец спросил Раплет. — Я получил разрешение Лабиринта.

— Выйдем отсюда, — сказал Кеворка, — здесь разговора не получится. Видишь, я стою по колено в липучке. У меня могут отмереть ноги.

Немного подумав, Раплет согласился — сегодня истекал срок, отмеренный ему Светилами для предварительного дознания, а он еще решительно ничего не выяснил: когда, почему и зачем и каким образом Кеворка пропитался этим земным ядом. «Шевелись, а то тебя заменят!» — сказал ему под конец разговора Нак. И действительно — они могут!

Раплет сжал Кеворкину ладонь в своей холодной руке с цепкими железными пальцами и повел его по длинному спиральному коридору. Наконец, они пришли в тамбур с подъемными меховыми дверями.

Раплет встал у стены, Кеворка опустился на прибитую к полу табуретку и впервые за несколько суток дал отдых затекшим ногам.

— Говори!

Кеворка повернул к Раплету измученное лицо.

— О чем ты? Каких признаний от меня добиваешься? Я во всем уже сознался. Я нарушил инструкции. Хорошо. То есть — плохо. Я виноват. Но это — сильнее меня. Я — в полной твоей власти, во власти Светил. Делайте со мной, что хотите… это — сильнее меня, пойми!