Эмма Выгодская - Пламя гнева

— Бантамцы хорошо стреляют. Издавна славились! — вздохнул Ван дер Фрош.

— Содержать туземную армию в этой стране — то же самое, что хранить порох в подвале собственного дома, — пробурчал майор.

Он приказал пехотинцам отойти обратно в лес.

— Я попробую с ними поговорить, — сказал де Рюйт. — Надо узнать, чего они хотят.

Он выслал вперёд сержанта с белым платком на шесте.

В форту поняли сигнал. Стрельба прекратилась, много людей сразу поднялось на стену, потом, по чьему-то знаку, все ушли; остались только трое: два темнолицых невысоких малайца в зелёных саронгах — майор готов был бы поклясться, что уже видел их среди мятежников Суматры, — и посреди них третий, повыше и посветлее лицом, повидимому начальник, в красной с оранжевым повязке и солдатском поясе.

— Пускай кто-нибудь из вас выйдет к нам сюда для переговоров! — крикнул де Рюйт.

Он увидел улыбку на смуглом лице яванца.

— Мы не выйдем к вам, — сказал яванец. — Наши отцы и старшие братья ещё хорошо помнят, как ваш генерал де Кок зазвал к себе для переговоров в лагерь нашего Дипо Негоро, вождя повстанцев, как он обманул его и предал.

— Да, да! Многие ещё помнят!.. — десятки голов поднялись над стеной.

— Не ходи, Ардай! Не ходи к ним!.. — зашумели голоса.

Майор хотел, выругаться, но промолчал.

— Спросите, чего они хотят, — шепнул ему Ван дер Фрош.

— Чего вы хотите? — раздражённо крикнул майор.

Повстанец в солдатском поясе ступил вперёд.

— Убирайтесь прочь с нашей земли! — громко, на голландском языке ответил повстанец.

Это был Ардай, яванский крестьянин, прошедший через службу в туземной армии и кабалу голландской плантации.

— Мы требуем свободы, — продолжал Ардай, — ухода чужеземцев из нашей страны.

— Это невозможно! — сказал майор. — Неужели вы думаете, что вы, бунтовщики, можете ставить такие требования нам, хозяевам этой страны?

— Возвратить землю крестьянам, — сказал Ардай. — Прогнать плантаторов. Весь урожай какао, сахара, риса, кокосовых орехов разделить между теми, кто его растил.

— Да, да!.. — руки поднялись над стеной, снова показались головы.

— Вы все рехнулись! — закричал майор. — Завтра сюда придут новые войска. Вас сотрут в порошок. Сдавайте форт, если хотите спасти свои головы. Знаете ли вы, что в Батавии уже заседает военный совет?

— Мы не знаем Батавии. Мы знаем нашу старую Джакарту, — ответил ему спокойный голос. — Там тоже живёт наш народ. Он не даст стереть нас в порошок.

Вялые светлые глаза майора вдруг сделались бешеными.

— Коричневый, слушай, эй, коричневый! — закричал майор. — Я расстрелял на Суматре сотни таких, как ты. На что ты надеешься, бунтовщик? У нас, голландцев, вся армия, все пушки, все военные суда… — всё на нашей стороне. В Европе большие заводы работают на нас, чтобы отливать пушки, ядра, начиняют бомбы — всё для вас, для борьбы с вами. Мы можем, если захотим, нанять солдат в Испании, в Португалии, во всей Европе: у нас много денег. Наши друзья англичане, если мы попросим, пришлют нам суда из Сингапура, рабов из Африки, солдат из Бирмы. Вам, бунтовщикам, всё равно не дадут добиться своего!..

— Нас много!.. Нас больше, чем вас! Сколько есть в океане островов, — это всё наши братья, родные нам племена, — закричали в ответ майору. — А вся ваша Голландия, говорят, поместится в самом маленьком уголке Суматры или Явы.

— Она вся поместится в нашем Лампонге и, пожалуй, увязнет в нём! — крикнул насмешливый голос.

— Огонь! — бешено закричал майор. — Огонь по мятежникам!..

Его люди не успели второй раз зарядить карабины. Сотни повстанцев поднялись на стену, тесно плечом к плечу, с карабинами на прицеле, и одновременно раскрылись настежь железные ворота форта; глухой, гулкий, ненавистный уху майора стук барабана понёсся навстречу, и из ворот хлынула колонна повстанцев.

— В атаку!.. Братья!.. Смерть чужеземцам!..

Они ринулись на шоссе, со штыками наперевес, с длинными копьями, с крестьянскими пиками.

Майор видел: стрелять уже поздно; они слишком близко, они напирают. «Смерть оранг-бланда!»

Глаза горят ненавистью, и эти крисы в руках, остро отточенные малайские волнистые кинжалы, ужас голландцев.

— Тесни их к морю! — кричит тот, что в солдатском поясе. Голос его далеко слышен с высокой насыпи. — Тесни их к морю!.. Загоняй в воду!..

Майор сам не знал, как это произошло, но точно ветром сдуло его солдат с шоссе. Их кололи пиками, сгоняли штыками, скатывали с насыпи дороги, доставали кинжалами, загоняли в лес, в топь, теснили к морю. Со стен форта стреляли, стреляли и откуда-то сбоку, с воды, из свайной деревни, оттуда стреляли женщины, и кажется, даже дети, — майор не успел разглядеть хорошенько; он бежал с другими прочь с насыпи, к воде, мимо деревни, к морю. Кто бросался в высокий тростник, кто к лесу, кто кидался вплавь. Некоторые отстреливались, некоторые ещё оборачивались назад и шли врукопашную. Последнюю горсть оттеснили к самой воде, с ними и майор. В отчаянии солдаты бросались на песок. Майор, разглядев какой-то утлый челнок в прибрежном тростнике, побежал к нему.

— Остановитесь, майор, остановитесь! — кричал ему Ван дер Фрош.

Майор увидел лицо Ван дер Фроша, белое от страха, потом повернулся к морю.

Группа малайских лодок шла, разрезая тупыми носами волны, к берегу.

Малайцы гребли стоя в лодках; их длинные вёсла все разом, взлетая, скрещивались высоко в воздухе и снова погружались в воду. Гулко бил на передней лодке барабан войны; люди стоя раскачивались по ходу лодки, откидываясь назад и далеко забрасывая в воду окрашенные в белое вёсла. Только глухой яростный крик слышал майор и мерный стук — стук барабана народной войны.

— Лампонг!.. Лампонг!.. — различал он позади себя ликующие крики.

Это повстанцы соседних селений шли на соединение с повстанцами Явы.

В маленькую бельгийскую деревушку, у самой границы с Голландией, накануне пасхальной ярмарки пришла странная компания.

Впереди шёл немолодой, сильно исхудавший и бледный человек с рассеянным взглядом, с беспорядочно лёгшими на лоб светлыми волосами, в старом бархатном сюртуке и измятой шляпе. Он вёл за руку испуганного шестилетнего мальчика. За ним шла такая же бледная, измученная женщина с непокрытой головой, в индийской блузе с ярким поясом. Последней тащилась тёмно-жёлтая старуха-яванка с маленькой девочкой на руках.

Они пришли на постоялый двор и попросили у хозяина ночлега.

— Труппа комедиантов приехала на ярмарку! — разнеслось по деревне.