Людмила Стрелкова - Эмоциональный букварь от Ах до ай-яй-Яй

Ваш голос — это то, что буквально вбирает в себя ребёнок с самых первых дней своей жизни.

Это — один из наиболее важных элементов воспитывающего воздействия, о могуществе которого и не ведают взрослые.

Воспитатель, воспитай себя! Или хотя бы услышь себя!

Наступило утро, которое, как известно, вечера мудренее. Даша проснулась и сразу забеспокоилась:

— Где Натали?

Натали мирно спала и, конечно, её глаза были закрыты. Даша посадила ее, голубые глаза Натали открылись и безжизненно взглянули на девочку. Даша, мучительно размышляя, уставилась на куклу.

Всё это обрадовало Мишу. «Думает, Дашка думает: „Не во сне ли были ночные приключения?“ Значит, всё было!» — сделал про себя вывод мальчик. Даша пока не спрашивала брата, она боялась насмешек: у него и так уже воинственно поблёскивали глаза. Но выяснить-то надо. И Даша решилась.

— Да-а-а, пре-е-красная была опера, — мечтательно протянула она.

— Вот ещё! Скукотища! — отрезал Миша.

— Мишка, ты совсем дикий, толстокожий какой-то, — захлёбывалась от возмущения Даша.

— А ты, музыкантка. Как опера называлась, скажи, — ехидничал Миша.

— Опера, э-э… называлась… э-э, — Даша покраснела. — Ну и не знаю. Так что? Я, может быть, первый раз оперу слушала. И мне уже начинало так нравиться, а тут ты уснул…

— При чём тут я? — взорвался Миша.

— При том… — объяснила Даша. — Натали мне сказала, что скоро и я — усну, и что проснёмся мы утром в своих кроватях. И что до вечера Натали будет куклой.

— А вечером? — с испугом спросил Миша. — Опять в оперу?!

— Да нет. Я не знаю, куда мы отправимся. Главное, что Натали опять станет девочкой.

Даша потянулась, зевнула и помчалась одеваться. Миша ещё посидел в посидел в постели, почесал в затылке, подумал немного ни о чём, спрыгнул с кровати и поплёлся в ванную.

…День сложился неудачный. Во-первых, Миша подрался во дворе с Борькой. Даша решила, что надо вступиться, всё-таки брат! Но Миша был так не прав, что Даше даже не захотелось драться как положено. Миша первый стал бросать палки в колёса Бориного велосипеда, когда тот никого не трогал, а просто катался по двору. Даша без всякой уверенности помахала руками и, в конце концов, отошла от дерущихся мальчиков и задумалась: «Что бы сказала Натали? Наверное, плохо, что я бросила брата в беде. Да, а он-то тоже хорош». Даша быстро запуталась в своих мыслях, так и не определив отношение Натали ко всей этой некрасивой истории.

Во-вторых, Даша после обеда в ответ на бабушкину просьбу принести ей очки, предложила бабушке за очками сходить самой. Ведь и сказала-то не грубо, можно сказать, вежливо, даже «пожалуйста» не забыла ввернуть. А бабушка рассердилась, посмотрела выразительно на маму и произнесла: «Вот и ягодки». А мама почему-то на эти «ягодки» заплакала.

Да, неважный выдался день, хоть и суббота! Не ходили в детский сад, можно было и получше прожить.

Вечером стали ждать, когда начнутся чудеса. Но Натали сидела на постели неподвижно.

— Может быть, мы что-нибудь должны сделать? — засомневалась Даша.

— Сколько можно ждать. Уже ждём целую вечность.

И тут дверь с шумом отворилась и быстро вошла мама. Она была очень расстроена:

— Что же вы совсем не умеете себя вести. Сейчас заходила Клавдия Петровна и рассказала о вашей драке.

— Кто это ещё — Клавдия Петровна? Что ей надо?

— Как ты говоришь? Что за тон?! — мама уже кричала.

«Начинается!» — подумала Даша и сморщила лицо.

— Что ты кривишься? — продолжала кричать мама. — Клавдия Петровна — это мама Бориса. Ну, скажи, Миша, почему ты ему мешал кататься?

— Да-а, у него такой велосипед! Ишь, раскатался, воображала, — Миша так живо вспомнил неудачную прогулку, что у него зачесались руки опять запустить чем-нибудь по колесам.

— Что же он, по-твоему, не может кататься на собственном велосипеде? — мама вся дрожала от гнева. — Что вы за дети?!

— Делиться должен всем, что у него есть. Вы с папой всегда это говорили, — важно заявил Миша, а Даша его поддержала.

— С какой это стати делиться?! — воскликнула мама. Потом она замолчала и, нахмурившись, задумалась:

— Вы меня совсем запутали. Ладно. Я вообще-то пришла пожелать вам спокойной ночи.

Мама чмокнула детей и раскрасневшаяся вышла из детской. Даша и Миша сразу повеселели — могло бы кончиться гораздо хуже.

— Так что делать? Я очень соскучилась без Натали, без её голоса.

«Да уж, только не хватало тут девчоночьих поучений», — подумалось Мише, но при этом он почувствовал, что почему-то тоже с нетерпением ждёт Натали. Что-то в ней было такое, что притягивало к этой нарядной и красивой девочке. И тут его осенило.

— Духи, нужно скорей доставать, духи, — заголосил мальчик.

— Ты что, с ума сошёл? Чего кричишь? — зашипела Даша.

И правда, дверь приоткрылась, сверкнули бабушкины очки.

— Спим, спим, — радостно забормотали дети, и залезли каждый под своё одеяло. Бабушка строго щёлкнула выключателем и вышла из детской.

— Надо быть осторожнее, — прошептала Даша. — Доставай флакончик и капай на Натали крошечную капельку.

Миша так и сделал, только капля получилась не очень маленькая. В комнате сразу запахло свечами, шёлковой обивкой кареты, кружевами, бархатом театральной ложи и, как это ни странно, оперной музыкой. Дети не могли этого объяснить — что значит: пахнет оперной музыкой?! Но именно так они чувствовали, и, встретившись взглядами, поняли, что чувствуют одинаково.

Даша мечтательно вздохнула и приопустила ресницы. Сразу в тёмных и светлых полосках света заскользили тени в красивых, не наших одеждах и заиграла тихая музыка. «Это клавесин», — подумала Даша и очень удивилась: ведь она не знала ни этого слова, ни, тем более, инструмента. И только тут Даша, наконец, поняла, что за этим самым клавесином сидит она, Даша Оболенская, а рядом, видимо, учитель музыки. Учитель давно, как показалось Даше, что-то ей объясняет и в глазах его отчаяние. «Наверное, потому, что я ничего не слушаю», — подумала девочка и смутилась. А в это время её послушные нотам пальчики, пахнущие розовым мылом, бегали по клавишам. Правда, иногда пальчики спотыкались. И тут же лицо музыканта мучительно кривилось.

— Играйте внимательнее, Дашенька, — расслышала, наконец, девочка, но голос учителя был тих и спокоен.

…И вот тут вступил какой-то плачущий, даже, скорее, ноющий от нечеловеческой тоски звук. Скрипка?.. Даша вздрогнула, сразу сбилась и подняла голову от клавесина. Рядом с инструментом стоял её родной брат Миша, совершенно неузнаваемый, и, о господи! — со скрипочкой под подбородком. Именно он издал этот перевернувший Дашину душу звук.

Лицо Миши было бледно, а глаза полузакрыты. Из-под его смычка вырвалось ещё несколько звуков, которые, как бы освободившись, взмыли к небу. Руки у Даши стали ватными и опустились. «Вот бы в детском саду посмотрели на Мишу. На Михаила Оболенского, — сочла нужным мысленно поправить себя девочка. — Вот бы все ребята попадали. Скрипка и Мишка! Ведь он признает только рок. А сам в нём ничего не понимает!» — злорадно подумала Даша.