Димитр Гулев - Большая игра

— Все культуристы придурковатые! Как правило, — продолжал Паскал без запинки. — У них мускулов мешок, а голова с булавочную головку.

Он говорил легко, свободно, четко выговаривая слова и, главное, без тени смущения. Мальчиков заинтересовал этот словно свалившийся с неба прямо под их фонарь маленький храбрец.

— Ты чавдарец? — спросил Крум.

— Какой еще чавдарец?

— Ну, кто еще не пионер, с синим галстуком, — озадаченно ответил Крум.

Чтобы такой мальчишка, как Паскал, не знал, кто такие чавдарцы?!

— А мы, пионеры, — продолжал Крум, — постарше чавдарцев и носим красные галстуки, как у Яни.

Низенький, коренастый Яни расправил сильные плечи, выпятил грудь. Он один из мальчиков был с красным пионерским галстуком, и поэтому Крум кивнул на него.

— Сам знаю, нечего объяснять, — буркнул Паскал.

— Ты, я смотрю, слишком много знаешь, — насупился Иванчо.

— Много! — согласился Паскал. — А ты разве не хочешь знать много?

— Знаю и я кое-что. Но с нами это не пройдет!

— Что не пройдет?

— Сейчас врежу — и узнаешь! — пригрозил Иванчо и так весь напрягся, что и вправду стал похож на культуриста. Вот только сравнение с булавочной головкой было не к месту: голова у Иванчо массивная, большая, лицо широкое и доброе. И хотя он изо всех сил старался казаться свирепым, добродушная улыбка не сходила с его лица.

А Паскал надул щеки, и шарик жвачки снова появился у его губ.

«Погодите! Погодите, — хотелось крикнуть Круму. — Тут что-то не так!»

И только он хотел заговорить, как все почувствовали, что их новый знакомый уставился во что-то позади них. Что там? Все мгновенно обернулись и увидели высокого сильного парня, приближающегося к мальчикам.

— Мой брат! — небрежно и в то же время победоносно произнес Паскал.

— Кто это?

— Да так…

Легким, но точным и резким движением снизу вверх брат вдруг стукнул Паскала по затылку.

— Считай, что мы с тобой договорились.

— Я хотел…

— Договорились! Раз и навсегда! — назидательно произнес старший брат.

— Договорились! Но я же чуть не выплюнул жвачку!

— У тебя ее предостаточно! Хоть жуй, хоть плюй, на все хватит.

— А по голове зачем? Мама говорит, нельзя по голове!

— Потому что твоя голова оказалась под рукой!

Братья уходили. Им вслед смотрели молчаливые и присмиревшие семиклассники.

— Мы подружились! — кивнул в их сторону Паскал.

— Ты уже успел наболтать им с три короба?

— Да так, поговорили немного! — скромно ответил Паскал.

Братья ушли с перекрестка, и теперь путь их лежал вдоль улицы. По обе ее стороны тянулись старые кирпичные дома с облупившейся кое-где штукатуркой. Дома были построены еще до войны, большей частью трехэтажные, с тесными двориками, разделенными тенистыми деревьями и высокой оградой. Где-то впереди, по направлению к вокзалу и центру города, на бульварах возвышались новые здания. Оттуда доносился глухой гул. Стоило остановиться, прислушаться — и с ударами собственного сердца можно было уловить этот смутный гул над кварталом, который обступали многоэтажные жилые и административные здания.

Брат Паскала, в линялой джинсовой рубашке, на которой поблескивали молнии и медные пуговицы, шагал, заложив руки за низко спущенный пояс джинсов, всем своим видом демонстрируя беззаботность, но когда Паскал бросал на него взгляд, то видел озабоченное, даже напряженное выражение лица брата.

Паскал тоже был в джинсах, но в светлой рубашке с короткими рукавами и так же, как брат, засунул руки под пояс джинсов.

— Чаво!

Брат не отозвался, поглощенный своими мыслями.

— Меня спросили, чавдарец я или нет. А я вот думаю: чавдарцы так названы в твою честь или ты носишь их имя?

Чавдар молчал.

— Носишь имя сына народного героя [1] Чавдар — болгарский воевода, борец против османского ига, герой народных песен. (Здесь и далее примечания переводчика.) ! Как он был счастлив, что шел вместе с отцом бороться за свободу! А ты, кажется, хочешь стать официантом?

Чавдар молчал.

Паскал вздохнул:

— Нашел наконец работу?

Чавдар даже не взглянул на братишку.

— Но ведь ищешь, да? — бодро спросил Паскал. — А раз ищешь, значит, найдешь! Не можешь не найти! Если, конечно, тебе не надоест торчать в «Бразилии», «Колумбии» и вообще на этом «Латиноамериканском континенте»!

Чавдар засмеялся, опустил руку на шею брата.

Такая же манера говорить была у их матери: сквозь нарочитую бодрость проглядывали усталость и досада. Паскал не удивился бы, если бы сейчас брат дал ему подзатыльник за то, что он слишком много себе позволяет, но продолжал невозмутимо жевать резинку — отойти от брата подальше на всякий случай было невозможно. А потом, что такого, если и стукнет его Чавдар разок-другой? Ведь не чужой, да и не обидно, и не больно… А как ребята-то присмирели, когда увидели, какой у него старший брат!

— Чаво! Почему у нас кафе называют «Бразилия», — «Колумбия»?

— Потому что в этих странах растет кофе.

— А почему тогда Не «Ангола» или «Вьетнам»? Там тоже кофе растет.

— Потому что у тех, кто дает эти названия, голова не варит, — с неожиданным озлоблением ответил Чавдар. — Ты, наверное, есть хочешь?

Было как раз обеденное время, братья направлялись домой, знали, что обед, как всегда, готов, но есть обоим не хотелось, да и домой идти тоже.

— Я хочу найти настоящую работу — не просто отсиживать где-то часы или ноги бить в беготне, — спокойно ответил Чавдар. — Пусть тяжелую, но я хочу честно зарабатывать деньги. Понял?

— Понял. — На всякий случай в ожидании подзатыльника Паскал втянул голову в плечи, прижав жвачку к зубам, и только тогда произнес: — Понял, Чаво. Настоящую работу, за которую платят настоящие монеты.

— Деньги, а не монеты.

— Иногда ты говоришь: монеты.

— Ты, как губка, все впитываешь.

— Впитываю, — кивнул Паскал. — Слушаю и почему-то запоминаю, что надо и не надо.

— Не робей! — Чавдар еще крепче сжал рукой шею Паскала, почувствовав его волнение. — Я из тебя сделаю человека. Только ты много болтаешь, а иногда и сам не понимаешь, что говоришь.

— Понимаю, — быстро отозвался Паскал, растроганный нежностью брата. — Все понимаю, хотя…

Паскал смотрел прямо перед собой.

Не знал, что сказать. Всегда, когда он удивлял окружающих своими рассуждениями, он произносил слова и фразы, слышанные от взрослых, а о том, что сам чувствовал, помалкивал. А он частенько задумывался над всякими вещами.

— Ну, ты силен, Чаво! — проговорил он наконец, словно взглянул на брата со стороны.

Чавдар обнял его за худенькие плечи.

— А эти ребята вроде ничего, — добавил Паскал, совсем расчувствовавшись от братского объятия. — Несколько дней тайно наблюдаю за ними. Крум Страшный [2] Болгарский хан Крум (807–814) получил прозвище Страшный после разгрома византийских войск. у них за командира. Бочка его прозвище, и совсем он не страшный — наоборот, физиономия у него даже добрая. Он очень умный, и все с ним считаются, а с его сестрой мы в одном классе, даже за одну парту нас посадили…