Димитр Гулев - Большая игра

— Я? — обиделась Здравка. — Ты меня еще не знаешь!

Миновали мостик. И едва дошли до его края, впереди снова хлынула лавина машин. В нос ударил тяжелый запах бензина и отработанных газов. Машины мчались так быстро, что, наверное, перед глазами водителей белые полоски пешеходной дорожки сливались в одно целое.

Здравка бросила быстрый взгляд на Паскала. А он опять вышел на проезжую часть и не спеша поднял свою палку с красным треугольным знаком в желтом круге. Снова пронзительно заскрипели тормоза, зашипели шины. Здравка закрыла глаза. Услышала стук собственного сердца — тук-тук-тук! — и глухой гул движущихся машин, но стук сердца заглушал все: тук-тук-тук!

В первый раз она ощутила, как бьется ее собственное сердце. Когда девочка снова подняла глаза, то увидела Паскала посреди шоссе. Повернувшись лицом к машинам, он высоко поднял правую руку с запрещающим знаком. Машины замедляли ход, останавливались, гудели. Некоторые водители нетерпеливо сигналили, но Паскал стоял все так же невозмутимо.

Первыми с противоположной стороны двинулись по шоссе изумленно смотревшие на Паскала женщины с хозяйственными сумками. Здравка тоже сделала несколько шагов и в этот момент увидела тяжелую, длинную, как вагон, машину — грузовик с прицепом, покрытым темным брезентом. Грузовик, как по рельсам, скользнул в образовавшийся проем между машинами и двинулся прямо на Паскала.

«Берегись! Беги!» — хотела крикнуть Здравка, готовая броситься, оттолкнуть Паскала в сторону, но ноги налились свинцом и она не могла и шагу шагнуть.

Мальчики стояли рядом с ней, боясь пошевелиться. Только кончики их синих галстуков трепетали на ветру.

Длинная неуклюжая машина приближалась, росла, обдала Здравку запахом металла, нефти, нагретого смазочного масла. И плавно остановилась перед самым носом Паскала. Из высокой кабины смотрел оторопевший от изумления шофер, молоденький, худой, даже странно, что ему доверили такую громадную машину.

— Эй, парень! — крикнул он Паскалу, опустив боковое стекло. — Ты что, не в себе?

На лице Паскала не дрогнул ни один мускул.

И молоденький шофер большого грузовика сконфузился. Укрощенные машины терпеливо- ждали, пока Здравка, женщины и мальчики спокойно перейдут шоссе. И снова машины тронулись, но теперь медленнее, осторожнее. Озабоченные лица водителей явно смягчились. Кто-то не выдержал, нажал клаксон — в знак приветствия, хотя звуковые сигналы давно запрещены, нажал просто так, потому что вдруг повеяло далеким незабываемым детством, дыхание которого пронеслось сейчас над оживленной улицей.

Был как раз час обеда, четверть второго. Сквозь городской шум долетали веселые голоса ребят, уже заполнивших школу, и Здравка шла знакомой дорогой через мостик. Сколько раз она ходила по ней, но сейчас все казалось совсем новым: и река в каменных берегах, и шелковистое мягкое осеннее небо, и здания вокруг, и то, что ждало ее сегодня в школе.

— Ты что, совсем не боишься? — спросила она Паскала, когда мальчики припустили бегом и обогнали их.

— Только дураки не боятся опасности! — ответил Па-скал.

«А вдруг тебя бы задавили? — хотелось сказать Здравке. — А если бы машины не успели притормозить?»

«Не посмели бы, они меня видели издалека», — так же молча ответил мальчик.

— А мы с тобой сидим за одной партой, — громко засмеялась Здравка.

— Я нарисовал этот знак ради тебя. Чтобы ты могла спокойно перейти через дорогу.

— Ради меня?

— Ради тебя.

— Только ради меня?

— Только ради тебя.

— Но и другие перешли.

— Конечно, — великодушно согласился Паскал. — Именно так рождаются великие дела. Когда хочешь что-то сделать для одного-единственного человека.

— Ну да? — Здравка вдруг покраснела. — Какой ты странный! И имя у тебя… («Интересно, что скажет на это бабушка?» — подумала она.) Но ты смелый, — продолжала девочка, — смелый, бесстрашный и…

— И?

— И все.

— Я страшный! А не бесстрашный! И вовсе даже не смелый! Смотри!

Паскал скосил глаза, уставился на кончик носа, и его острое личико сразу стало смешным и некрасивым.

— Не надо! — остановила его Здравка. — Не делай так, прошу тебя.

Они подошли к школьному забору, еще немного — и войдут во двор, над которым уже разносилась протяжная трель первого звонка.

«А то мне будет неприятно сидеть рядом с тобой за одной партой, — хотелось сказать Здравке. — А я хочу сидеть с тобой!»

Но она промолчала. Толковая девочка, как сказала бы ее бабушка, никогда не признается в таких вещах даже самой себе.

Здравка решила, что они с Паскалом спрячут знак под партой. И всё! Если только Досё не наябедничает учительнице Геринской, хотя, впрочем, разве они сделали что-нибудь плохое? Теперь весь класс будет им завидовать: здорово они придумали, как переходить проспект! Даже Крум и его приятели лопнут от зависти!

Ох уж эти девчонки, эти девчонки!

Еще вчера играли вместе с мальчиками, хоть те и были заняты порой своими мальчишескими проказами. Девочки тогда, засунув кукол в картонные коробки, прыгали через веревочку, катались на роликовых коньках или на велосипедах и вдруг…

Стоп! Большой стоп! Такой же, как нарисовал Паскал, чтобы остановить движение на проспекте.

Ветка и Венета, восьмой и девятый номера… Неужели и они когда-нибудь вдруг отделятся от общей компании, отлетят от общей стайки — и словно тысячи километров лягут между девочками и их вчерашними товарищами?

Правда, Лина гораздо старше, ровно на три года старше Андро и Крума, но почему только теперь Крум задумался об этом?

Неужели три года имеют такое значение? Лину просто невозможно узнать.

А может, ему это только кажется?

Или они с Линой сейчас как раз в том возрасте, когда разница в один год равняется пяти?

Между обедом и ужином Андро всегда норовил перекусить, и его любимая еда в это время — толстый кусок хлеба с маслом и с чебрецом. Успел не успел сделать домашние задания, тут Андро все бросает и отрезает кусок хлеба. А заодно достает из футляра блестящий тромбон и, пока медленно, с удовольствием жует хлеб, протирает инструмент, чтобы ни пылинки, ни пятнышка. Для этого у Андро припасена специальная желтая, как воск, паста, которую он бережет только для тромбона.

Сто раз, тысячу раз Крум видел, как Андро перекусывает, радовался неуемному аппетиту друга, потому что, как говорит Андро, если играешь на духовом инструменте, нужно здоровье, легкие должны быть как кузнечные мехи.

И вдруг Крум стал замечать: а ведь после обеда сестра Андро Лина не стала бывать дома! Несколько месяцев назад это не произвело бы на него ни малейшего впечатления. Дома она, в школе — какая разница? Но вот Андро проглатывает последний кусок, старательно вытирает губы, берет в рот мундштук тромбона. Расхаживая по комнате, сжимает и разжимает свои гибкие длинные пальцы. Останавливается, слегка расставив ноги. И вместе с первыми, легкими, как дыхание, звуками музыки Крум вдруг ощущает: Лины нет рядом, ушло в прошлое время, когда они играли все вместе. И по вечерам вместо Лины из школы приходит совсем другая, незнакомая и далекая девочка.