Юрий Яковлев - Саманта

"Если я вернусь домой, - подумала Саманта, - я больше всего на свете буду ценить хлеб. Простой хлеб. Пусть даже черный".

Где-то теперь уже совсем близко застучали зенитки. Потом, как несмолкающая сирена, завыли бомбы. Но девочки сидели неподвижно. Они смотрели друг другу в глаза, и каждая в глазах подруги черпала силы. И вдруг раздался грохот. И люстра над головой, мертвая, слепая люстра ожила, стала раскачиваться, как маятник, и хрустальные подвески зазвенели жалобно, как плач ребенка. А окна стали красными, их обожгло огнем напротив горел дом.

- Нам еще повезло, - сказала Наташа.

- А тем, кто напротив, не повезло?

- Там люди остались без дома.

- И что они будут делать?

- Они придут в наш дом. А если бы бомба попала в наш дом, мы бы пошли к ним... Теперь все как родственники.

- Как соседи, - на свой лад сказала Саманта. - У нас в Америке самый дорогой человек - сосед.

Потом девочки сидели молча. И Наташа сказала:

- Скажи, Саманта, после этого могут люди хотеть войну?

Саманта покачала головой. Но неужели, чтобы узнать это, нужна такая дорогая цена - надо все пережить самой?

А потом исчезла коптилка и свет дня проник в окна, на которых уже не было знаков умножения, комната наполнилась благодатным теплом. К лицам девочек вернулись краски жизни. Тишину перед боем сменила веселая разноголосица большого города.

И только табель бабушки, которая в труднейшее время училась на "отлично", чтобы не сдаться, не смалодушничать, училась на пятерки назло врагу, училась, чтобы не погибнуть, только табель бабушки, след войны, лежал на столе.

- Послушай, Саманта, мы с тобой большие друзья? - вдруг спросила Наташа.

- Мы с тобой очень большие друзья, - подтвердила Саманта. - Такое пережили вместе.

- Тогда возьми. - Наташа протянула ей табель бабушки. - Бери, бери! Это можно подарить только настоящей подруге. Бери.

Саманта опасливо взяла шершавый листок и прижала его к груди.

Сестры

- Как тебе нравится эта шутка? - воскликнул папа, протягивая маме записку.

- Шутка шуткой, а где дочь? - Мама даже не улыбнулась, прочтя записку. - Что делать?

- Если позвонить в полицию... то есть в милицию, мир облетит сенсация: "Похищена гостья президента!"

- Придется покориться судьбе и ждать, - вздохнула мама.

- Пока человек шутит, с ним ничего плохого не может произойти, философски произнес папа и принялся ходить по номеру.

А в это время Саманта и ее маленькая похитительница мчались по городу на автобусе. Автобус, тяжело попыхивая, взбирался на мосты, а съезжал легко, как будто с горки.

- Мне хочется поскорее попасть на сторону, неопасную при артобстреле, - шептала Саманта подруге. - На такую безопасную, чтобы забылись коптилка, замерзшие фиолетовые чернила и вкус черного жесткого хлеба!

- Я знаю одну полянку, - ответила Наташа. - Мы скоро доберемся до нее.

И автобус мчался дальше, словно спасал девочек от всех военных страхов. И словно перевозил их из одного времени в другое.

А за рулем сидел полный водитель с бритой головой. Он очень был похож на Шалтай-Болтая.

Саманта заметила это сходство и впервые за последнее время слабо улыбнулась.

Наконец автобус остановился. Он был почти пустой, все пассажиры постепенно покинули его.

- Конечная остановка! Приехали! - объявил Шалтай-Болтай.

Двери зашипели и сложились ширмочкой. Пахнущий травой ветер влетел в автобус.

А потом девочки шли по дороге, а потом - по тропинке.

И наконец очутились на краю ромашкового поля. Увидев ромашку, Саманта удивленно оглянулась на подругу и наклонилась к цветку. Она внимательно рассматривала его, словно изучала. На самом деле она узнавала свой родной цветок. Он был сейчас посланником ее родины.

А Наташа следила за Самантой и думала, что Саманта впервые видит ромашку; с таким изумлением американская подруга смотрела на цветы. Ей и в голову не приходило, что ромашки растут не только у нас и что там, за океаном, люди тоже считают ромашку родным цветком.

А лицо маленькой американки озарила улыбка, ее глаза загорелись, и она сорвалась с места, побежала по ромашковому полю.

Она бежала по полю и кричала:

- Дейзи! Дейзи!

Она задевала цветы коленками, гладила их рукой. Ей казалось, поле ожило, засветило тысячами маленьких солнц с белыми лучами.

Может быть, родные цветы перелетели за Самантой океан и на белых парашютиках опустились на русскую землю. Они окружили ее, и, если наклониться и понюхать, кончик носа станет желтым. И захочется лизнуть пахнущую медом золотую сердцевинку.

Саманта вспомнила сказку мистера Ральфа. И ей захотелось рассказать ее Наташе. Но в это время подруга, указав на цветок, сказала:

- Ромашка!

- Дейзи, - отозвалась Саманта.

- Ты должна выучить, как будет "дейзи" по-русски, - настаивала подруга. - Ро-маш-ка!

- Ро-маш-ка! - по складам повторила Саманта и засмеялась.

И Наташа тоже засмеялась.

- Ромашка! Дейзи!

В этот момент Саманта сделала важное открытие, что есть вещи, которые даже в Зазеркалье остаются неизменными. Например, ромашка. И если левая рука в зеркале кажется правой, то она все равно остается рукой. Глаза остаются глазами. Сердце сердцем.

- Наташа, мы с тобой как сестры, правда? - спросила Саманта.

- Как сестры, - охотно согласилась Наташа.

И в сознании девочек окончательно погас слабый огонек блокадной коптилки. И они забыли о войне так, как могут забыть только дети.

В это время на краю полянки появился вездесущий Пол Попрыгунчик. Как он сумел разыскать двух подружек? Как нашел их тайную тропу?

- Хелло, Сэми! Мы давно не виделись! Америка ждет моих новых репортажей!

Саманта резко закрыла лицо руками.

- Не буду сниматься! Не хочу, чтобы вы меня снимали.

- Но почему? - спокойно спросил Пол.

- Вы обманули меня! Вы говорите людям неправду, вы снимаете неправду.

- Ну-ну-ну! Успокойся. Все не так драматично, как ты это себе представляешь.

Некоторое время девочка молчала. Потом ее прорвало:

- Я никогда не забуду корабль страданий, не забуду миссис Нину Сергеевну, у которой на этом корабле погиб маленький Славик. Но я помню и о ваших ракетах.

Пол терпеливо выслушал ее. Потом заговорил:

- Саманта, ты еще дитя. Тебе не понять меня. Я снимаю то, что мне заказывают. Если не буду, меня прогонят. И мне придется ночевать на скамейке, в Центральном парке, под шум листвы. Тебе не жалко меня?

Саманта внимательно посмотрела на Пола. Его лицо было строгим и сосредоточенным, глаза болезненно блестели. Его трудно было представить улыбающимся.

- Кто эти о н и? - тревожно спросила девочка.

- У них нет имени... Их имена давно не произносят вслух... Их имена выгорели от вспышек выстрелов... Они убивают всех, кто становится у них на пути. Они убивают президентов, когда те перестают их слушаться. И пока есть они, не будет правды.