Понсон Террайль - Цикл романов Молодость короля Генриха

– Но куда же вы дели такую массу денег? – спросил Генрих.

– Мы отвезли их в Шайльо, к тетке Вильгельма Верконсина.

– Ах, вот что! Ведь и Сарра тоже там?

– Да, государь!

– Ну а куда вы спрятали деньги?

– В такое хранилище, где никто не догадается искать их. Мы разгребли овес в кормушке, ссыпали туда деньги и опять завалили сверху овсом.

– Ну что же,- сказал Генрих,- добытые у Лашенея бумаги да эти деньги, может быть, и помогут нам выиграть нашу партию. Значит, ты едешь в Париж, Ноэ? Ну а где ты думаешь спрятаться там?

– У жены, которая сама скрывается у Жоделя.

– Ну а Гектор?

– А Гектору нечего прятаться – ведь его никто не знает, и он может свободно расхаживать с утра до вечера около самого Лувра.

– В этом ты прав. Но сам ты делаешь все-таки большую ошибку, возвращаясь в Париж. Хочешь, я дам тебе добрый совет? Садись-ка ты на своего мула и пришпорь его хорошенько, чтобы успеть сделать как можно скорее восемь или даже десять лье от Парижа.

– Допустим, я соглашусь на это. Ну а далее?

– Далее ты продашь усталого мула, купишь себе свежую, хорошую лошадь и сядешь на нее, чтобы сломя голову скакать в Наварру.

– Государь,- смеясь ответил Ноэ,- я охотно последовал бы не совету, а примеру вашего величества, однако все мои попытки уговорить вас…

– Я хотел спасти тебя и Лагира!

– Вот совсем как и я тоже! Я хочу вернуться в Париж, чтобы спасти ваше величество и Лагира.

– Упрямец! – буркнул наваррский король. Вскоре они подъехали к месту, откуда Лувр был виден как на ладони.

– Ну-с, господа,- сказал наваррский король,- тут нам нужно расстаться, но я дам вам о себе весточку, будьте спокойны. Мы будем сноситься при посредстве Пибрака и Маликана.

С этими словами они расстались; Генрих и Пибрак направились к Лувру, а Ноэ и Гектор продолжали путь к кабачку Маликана.

Что же случилось с Лашенеем?

Из потайной двери он попал в подземный ход и по нему выбрался на задворки того самого кабачка, где обыкновенно останавливался герцог Гиз во время наездов в Париж.

Здесь на пороге он встретил Гертруду.

Та с криком радости бросилась навстречу своему хозяину, чуть не во весь голос крича при этом:

– Боже мой, а я и не чаяла встретить вас живым.

– Тише! – остановил ее Лашеней.- У меня нет времени на излиянья. Сейчас же найди мне бритву и скинь с себя платье!

Гертруда изумленным взором встретила столь необычное приказание, но Лашеней поспешил успокоить ее, сказав, что он находится в здравом уме и что ему только некогда объяснять происходящее.

Гертруда немедленно принесла бритву, и суконщик принялся брить себя; тем временем Гертруда принесла ему свое платье нормандской крестьянки, Лашеней переоделся в него и превратился в старушку довольно отвратительного вида.

Затем он поспешно направился обратно к своему дому, думая:

"Я не могу отобрать у них золото, похищенное ими, но для того, чтобы это могли сделать другие, я должен знать, куда они денут его".

Дойдя до угла, он остановился, стал наблюдать и таким образом увидел, как Ноэ и Гектор, переодетые в простонародное платье, нагружали на мула золото герцога Гиза.

Когда мул был нагружен и гасконцы двинулись в путь, Лашеней последовал за ним, что удалось ему без особого труда, так как благодаря тяжелому грузу мул мог идти только шагом.

Так он дошел до Шайльо и видел, как Ноэ и Гектор скрылись в доме тетки Вильгельма. Против дома был как раз кабачок; Лашеней вошел туда, потребовал мяса и вина и, усевшись у самого окна, принялся наблюдать. Через некоторое время он увидел, что ворота дома снова открылись, и оттуда показались мул и оба провожатые. По тому, как шествовал теперь мул, было сразу видно, что он уже освободился от тяжелой ноши.

"Золото – там!" – подумал Лашеней и, расплатившись, вышел из кабачка.

Теперь ему предстояла задача вызволить золото. Но как это сделать? Гертруда сообщила ему, что герцога Гиза и герцогини Анны Монпансье нет в Париже, а где они – она не знала. Как же быть? Нельзя было оставлять золото на долгое время в этом домике: ведь Ноэ и его товарищ могли еще раз вернуться и перевезти деньги в другое место. Значит, надо было действовать, найти кого-нибудь. Но где и кого?

Как ни раздумывал преданный Гизам старик, он не видел иного исхода, кроме того, чтобы самому отправиться в Медон, где всегда можно было рассчитывать встретить кого-нибудь из людей герцога.

Однако на этот раз ему благоприятствовала удача. Не успел Лашеней дойти до леса, как впереди послышался стук чьих-то копыт, и вскоре на дороге показался Рене Флорентинец.

Парфюмер-отравитель возвращался в Лувр после того, как принял участие в совещании герцога Гиза и королевы-матери о положении дел. Он был погружен в свои мысли и немало удивился, когда его окликнула какая-то незнакомая уродливая старушка.

– Дорогу, старуха! – нетерпеливо крикнул он.

– Боже мой, да неужели вы не узнаете меня? – жалобно сказал в ответ Лашеней.

Рене внимательно пригляделся и вдруг разразился неистовым смехом.

Затем, несколько успокоившись, он сказал:

– Вот уж никогда не узнал бы вас, мэтр! Но что случилось и почему вы в таком необычном виде?

– Господин Рене,- ответил Лашеней,- у нас нет времени для подробных объяснений. Вы должны сейчас же помочь мне и отправиться в Шайльо. Этого требуют интересы герцога.

– А что нам делать там? – спросил Рене, у которого название "Шайльо" вызывало очень неприятные воспоминания: ведь именно в этой деревушке Ноэ укрыл когда-то обольщенную им Паолу.

– Мы должны вернуть золото герцога! – ответил Лашеней, от волнения забывая, что такого человека, как Рене, было весьма опасно подпускать близко к чьим бы то ни было деньгам.

– Что вы говорите? – воскликнул Рене.- Какое золото герцога? И почему оно в Шайльо?

– Потому что у меня украли его сегодня утром! – ответил Лашеней.

– Откуда?

– Из моего дома.

– И воры спрятали его в Шайльо?

– Да, мессир.

– Где именно?

– В домике, который находится как раз против кабачка. Рене вздрогнул, вспомнив, что дом, в котором укрывали Паолу, тоже находился как раз против кабачка; но он быстро оправился и спросил суконщика:

– А вы знаете, кто именно эти воры?

– Одного из них вы хорошо знаете – это граф Амори де Ноэ.

– Как? Ноэ? – переспросил пораженный Рене.

– Ну да, он-то и был главным коноводом. Сегодня утром я встретил его в доспехах, чрезвычайно похожих на доспехи сира Арнембурга, и, приняв его за последнего, повел его в дом, так как он под ловким предлогом просил у меня разрешения сопровождать меня туда. Когда мы остались с ним с глазу на глаз, он поднял забрало у шлема, обнаружив, что он – вовсе не то лицо, за которое я его принял, и со шпагою в руке потребовал у меня выдачи золота герцога.