Владимир Киселев - Девочка и птицелет

- Ну, на руках.

- Не знаю. Я не пробовала.

- Пойдем попробуем.

Коля встал из-за стола и, несмотря на то, что я еще пила компот, взял меня за руку и потащил к двери. Мы вышли во двор. Возле сарайчика был врыт в землю столб, а между стенкой сарайчика и столбом укреплена железная палка турник.

- Я тебя подсажу, - сказал Коля. - Прыгай вверх.

Я подпрыгнула, а он меня поддержал и приподнял. Я уцепилась руками за шероховатую железную палку и повисла на ней.

- Подтягивайся, - сказал Коля.

Может быть, в другое время я бы и подтянулась, но борщ, отбивная и гречневая каша неодолимо тянули меня вниз, к земле.

- Эх ты! - сказал Коля. - Слазь. А теперь считай.

Он подпрыгнул, ухватился за турник и стал поджиматься. Я насчитала десять раз.

- А теперь смотри.

Коля забрался на турник и перевернулся на животе через перекладину.

- Тренироваться нужно.

- Нужно, - согласилась я. - Но, может быть, мы все-таки сядем за уроки? А то мы так ничего не успеем.

- Скоро сядем, - ответил Коля. - Подождем еще немного. - Он посмотрел на землю и добавил: - Пусть матя немного успокоится.

- А что с ней?

- Больная она. У нее горло перехватывает.

И Коля рассказал мне, что его мама очень больной человек: как только увидит что-нибудь хорошее в кино, в газете или в жизни, так у нее сразу перехватывает горло, и она задыхается так, что приходится иногда вызывать "скорую помощь", чтоб сделали укол.

- А ты не слышала про мою матю, про медсестру Елену Лукашенко? спросил Коля. - Ведь про нее в газетах писали и в журналах.

- Нет, - сказала я.

Коля рассказал, что отца его мамы, то есть Колиного деда, на глазах Колиной мамы расстреляли немцы за то, что он прятал у себя в хате раненого советского офицера. Колина мама убежала к партизанам, а потом, когда подошли наши войска, вступила в армию, стала медсестрой и вынесла с поля боя семьдесят восемь раненых. Она была тогда маленькая, худенькая и все равно тащила на себе тяжелых, рослых солдат. Некоторые из тех, кого она вытащила из-под огня, до сих пор переписываются с ней. Но с тех пор у нее такая болезнь. Достаточно ей увидеть или услышать что-нибудь приятное, как у нее сдавливает горло и словно перенимает дыхание. Даже от ласкового слова. Коля говорил, что старается даже разговаривать с ней погрубее, а поцеловал он ее как-то раз, когда она спала, так она проснулась, и опять ей плохо было.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

- В те далекие времена, когда поезда ходили туда, куда хотели машинисты, одна маленькая девочка с такими же веснушками, как у тебя, и с такими же золотыми косичками, которые неграмотные дети называют рыжими, узнала, что у нее заболела бабушка.

Жила ее бабушка в далеком городе, где хорошие люди с опаской выходили из своих домов, потому что в этом городе было очень много садов, а в садах этих сидели садисты, злые и безжалостные разбойники, которым очень нравилось расстреливать людей из своих винтовок.

А болезнь у бабушки была очень опасная. Как только увидит бабушка что-нибудь хорошее - красивый цветок, или желтого воробышка, или девочку, которая отдала подружке ровно половину шоколадки, - так она сразу начинает плакать и так сильно плачет, что у нее вместо слез течет кровь и врачам приходится делать ей переливание крови, чтобы она не умерла. А плакала бабушка так потому, что в этом городе садисты сделали очень много плохого, и к плохому бабушка уже давно привыкла, а хорошее ее очень волновало.

И вот маленькая девочка пошла на вокзал, подошла к паро возу, который уже шевелил колесами и тяжело дышал, собираясь в путь, и закричала машинисту:

"Товарищ машинист, отвезите меня, пожалуйста, к моей бабушке".

Машинист спросил:

"А для чего тебе к бабушке?"

Девочка сказала:

"Я хочу отвезти ей лекарство, которое мне дали в дежурной аптеке, потому что моя бабушка больна".

Тогда машинист сказал:

"Вообще-то я собирался поехать на рыбную ловлю, но так как человек человеку друг, товарищ и брат, то поедем сначала наловим рыбы, а потом поедем к бабушке".

"Нет, - сказала девочка, - никогда не нужно откладывать на завтра то, что можешь сделать сегодня. Если это, конечно, хорошее дело. А если это плохое дело, то лучше его отложить на завтра".

"Хорошо, - сказал машинист, - тогда поедем к твоей бабушке, а уж мой белый кот с голубыми глазами обойдется сегодня без рыбы".

Машинист подал девочке руку, она села рядом с ним на сиденье, и поезд помчался по блестящим, начищенным, как паркет, рельсам.

"Как же ты передашь лекарство бабушке? - спросил машинист. - Ведь это хороший поступок, а бабушка от такого поступка может так сильно заплакать, что умрет".

"Действительно, - испугалась девочка, - как же мне быть?"

Наташка слушала меня с открытым ртом. Я уже в два раза старше Наташки. Наташка в этом году только поступила в первый класс. Она младшая сестра Сережи, и я люблю ей рассказывать сказки. Вообще я люблю возиться с детьми, мне с ними никогда не бывает скучно.

Наташка внимательно слушала мою сказку. Мы сидели на скамейке в садике возле нашего дома, а говорила я тихо, вполголоса, потому что на другом конце скамейки сидел очень худой и очень остроносый человек с большими очками в толстой оправе, который читал газету, как бы покалывая ее носом. На нем была модная куртка, сшитая, как ватник, но с "молниями", и огромные тяжелые ботинки с железными подковами, и вообще вид у него был очень чудаковатый, и хотя он не смотрел в нашу сторону, мне почему-то казалось, что он не читает, а слушает то, что я говорю, и это меня смущало, и я хотела сказать Наташке: "Пойдем на другую скамейку", но мне было неудобно, потому что он мог подумать, что я думаю, что он слушает мою сказку.

- "Нужно что-нибудь придумать", - сказал машинист, - продолжала я. - И они стали молча думать.

И вдруг девочка сказала: "Я придумала".

- Как ты думаешь? Что она придумала? - спросила я у Наташки.

- Я знаю, - сказала Наташка, - нужно дать лекарство так, чтобы бабушка не заметила. Когда я была маленькой, мне тоже давали лекарство от кашля и говорили, что это - компот.

- Правильно, - сказала я. - То же самое, что ты, придумала девочка. И машинист так обрадовался этому ценному предложению, что дал громкий гудок. Вот такой.

Тут я сложила руки по нашему способу и загудела, как паровоз.

- А дальше? - спросила Наташка.

Когда я гудела, этот человек в стеганой куртке совсем оставил газету и смотрел на меня очень внимательно и странно, и мне расхотелось рассказывать.

- Дальше я еще не дочитала, - ответила я. - Я сегодня дочитаю эту книжку и завтра тебе обязательно доскажу.

- А в какой книжке это напечатано? - спросил у меня человек в стеганой куртке высоким, совсем не мужским голосом.

Вообще-то я не люблю лгать, но у меня не было выхода.