Александр Кононов - У железного ручья (Повесть о верном сердце - 1)

Шпаковский остановился в нерешительности.

Но из-за дерева уже показался Кейнин и приветственно махал учителю рукой. Шпаковский пошел к нему своими журавлиными ногами так поспешно, что Гриша должен был бежать за ним трусцой, чтоб не отстать.

Уже на ходу учитель вынул что-то из кармана, но Кейнин сказал ему повелительно-спокойно:

- Не здесь!

И повел их обоих к соснам, стоявшим неподалеку от корчевья.

По дороге учитель пробормотал:

- Да, да, конечно, осторожность... Нужна осторожность. Я и то уж подумал: туда ли попал? Женщины какие-то на пеньках сидят... Зачем они тут?

Кейнин засмеялся:

- Женщины? О, это наше интендантство.

- А-а... - понимающе протянул Шпаковский.

Но Гриша решил, что учитель сделал это из вежливости, чтоб не расспрашивать дальше; сам-то Гриша слов Кейнина не понял.

Они пришли к соснам, сели на сухой, колкий от хвои бугорок.

Кейнин вопросительно поглядел на учителя. Тот молча протянул ему что-то. Гриша удивился. Это были всего-навсего маленькие, серые снаружи книжечки; Кейнин бережно перелистал одну из них - мелькнули голубоватые страницы с черным орлом, распялившим хищные лапы.

- О, целых четыре! - с уважением сказал Кейнин. - Как это вам удалось?

- С помощью пива. Волостной писарь - большой любитель этого напитка.

- Да как же это он решился? Так вот взял да и отдал? Или продал? Паспорта - дорогой товар.

- Нет, обошлось недорого: писарь спал в это время.

Кейнин помолчал, разглядывая учителя, потом оглушительно захохотал.

Гриша и раньше уже замечал: латышские мужики смеются реже русских, но когда уж захохочут, так будто из пушки ударило.

На этот пушечный раскат и вышли из лесу люди - пятеро. Трое были с дробовиками... И один из них - Иван!

Гриша сперва даже как-то задохнулся, замер. Потом не помня себя кинулся вперед с криком:

- Дядя Ваня!

Иван прислонил дробовик к сосне, бережно взял Гришу, поднял его и поцеловал.

Он изменился: отросшая борода его была аккуратно подстрижена, на голове новый картуз, пиджак залатан и по-военному подпоясан ремнем.

- Дядя Ваня, а с Кирюшкой-то Комлевым видался ты? Нашел он тебя в лесу?

- Нашел! И с людьми подходящими свел - вон они.

Гриша глянул: рядом с тремя незнакомыми латышами стоял в городской своей одежде, такой необычной здесь, Петр Сметков. У него тоже успела отрасти темная бородка.

- Здравствуй, Шумов! - сказал Сметков, протягивая руку.

Гриша положил в его большую руку свою ладонь и вдруг почувствовал, какой он маленький среди этих людей.

- Ну, как папаня? Меня он не поминал?

- Нет, не поминал. Ни разу, - честно ответил Гриша и добавил: - Нас Перфильевна скоро прогонит.

- Прогонит?

- Ага. Батя тогда в город поедет. И я с ним!

Кейнин в это время говорил учителю:

- Большая ошибка вышла у нас со списками распорядительного комитета. Когда крестьяне выбирали комитет - это было в волостном правлении, секретарь собрания взял да и записал всех выбранных в книгу, в шнуровую книгу волостного правления; революция-то, казалось, победила, чего ж опасаться? А теперь вот - готовенькие материалы для арестов.

Шпаковский спросил:

- Что надо сделать?

- Если нельзя незаметно расшить книгу...

- Шнур прикреплен сургучной печатью.

- Тогда надо просто вырвать листы с фамилиями. Правда, это будет грубая работа, но если любитель пива, писарь, опять заснет... А?

- Постараюсь.

- Удивительно еще, как до сих пор книга не попала в руки жандармов.

- Никто, значит, не догадался. Кому придет в голову читать шнуровую книгу? И писарь-то берет ее в руки редко: лентяй.

- Так если бы вам удалось...

- Постараюсь, - повторил учитель.

И они оба пошли туда, где стояли Петр Сметков, Гриша, Иван и другие. Учитель был взволнован, красные пятна выступили у него на щеках. Кейнин казался спокойным, как всегда. Он весело закричал Грише:

- Свидание друзей?

За Гришу ответил Иван:

- Угадал. Это мой кормилец, Гришка Шумов. Он со своим дружком меня хлебом кормил.

- А, тоже, значит, интендант! - сказал Кейнин - и будто похвалил непонятным этим словом Гришу.

- Как же доставить вам эти листы с фамилиями-то? - будто вспомнив что-то, спросил Кейнина учитель.

- А зачем доставлять? Уничтожьте их на месте...

- Нет, - упрямо сказал Шпаковский, - я вам их доставлю. Я не член организации, и не так уж хорошо вы меня знаете. А организации следует быть убежденной, что листы действительно изъяты.

- Достаточно будет вашего слова. Хранить листы, а потом еще пересылать совсем незачем: мало ли что может случиться. Как только они попадут вам в руки, уничтожьте сразу же! Порвите, сожгите! А меня известите об этом. Ну, вот через мальчика известите. Пусть он прибежит сюда и скажет: "Дело сделано". Если меня не будет, любому из братьев пусть скажет - мне передадут. Слышишь, мальчик?

- Слышу. А где ваши братья?

- О, - улыбнулся Кейнин, - у меня братьев много. Любому рабочему, который будет тут корчевать пни, можешь сказать: "Передай Кейнину - дело сделано". Понял?

- Понял!

...Когда учитель и Гриша уходили с корчевья, у пней, где час тому назад сидели женщины, уже работали рослые латыши: обрубали топором мелкие корни, а под большие подкладывали бревна. Женщины - с пустыми мешками, с укладками, в которых были завязаны порожние горшочки, - уходили по тропинке в сторону деревни... Знакомая картина: жены отнесли мужьям полдник.

По дороге в "Затишье" учитель сказал Грише:

- А ты, брат, конспиратор!

- Чего это?

- Конспиратор - это такой толковый, сноровистый человек. Он знает, что можно сказать другим, а о чем надо и помолчать, тайну сохранить. Вишь ты, с Иваном видался в лесу, а никто об этом и не знал... Или батя знал?

- Нет, и батя не знал.

- Ну как же ты не конспиратор! От отца родного тайну хоронишь.

- А это не моя тайна. Если б Иван позволил, я б сказал папане. А может, и вам сказал бы. Если б Иван позволил.

- Растолковал. Спасибо.

- Вы не обижаетесь?

- Нет.

- А что это такое: инти... интентан...

- А... интендантство. Это ты Кейнина вспомнил? Как он про женщин сказал? Интендантство доставляет армии все, что надо, - ну, в первую очередь, конечно, хлеб...

- А бабы работникам полдничать принесли.

- Выходит - не только работникам. Большая-то часть хлеба да сала пошла в лес, можно сказать - солдатам. Потому Кейнин и сказал: интендантство.

- Каким солдатам?

- Да ты их только что видел. Трое еще с ружьями были.

- Это не солдаты. Из них один Иван - солдат, да и тот теперь вольный.

- Экий ты какой... Ну, не солдаты. Можно по-другому назвать... Народ их зовет лесными братьями.

18

Через два дня учитель снова появился в "Затишье". Приехал он веселый, довольный. Отца в избе не было. Шпаковский, потирая руки, сказал Грише:

- Ну, пойдем поищем его. Должно быть, в саду, где же еще?