Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра (фрагмент)

- Ой, Лоська... где ты его взял?

- Разумеется, на бульваре... Да не бойся, не украл, - сказал он холодновато.

- Я понимаю, но он же дорогущий. Деньги-то откуда?

Лоська опять глянул исподлобья: "Притворяешься или правда не понимаешь?"

- Опять играл. Да?

- А что такого? Все играют. Я не для себя, а для подарка...

- Ох Лоська-Лоська...

И вдруг я опомнилась. Даже дала себе мысленно оплеуху. Дура! Человек старался, прибежал поздравить от всей души...

- Спасибо, Лосенок! Он будет самый замечательный в коллекции! Будет сверкать, как бриллиантовый!

Лоськино лицо сразу засветилось.

- Да... и он знаешь какой? Не только, чтобы любоваться, но и для всякой пользы.

Ведь океанов-то на Земле больше, чем суши, а они здесь прозрачные...

- Да... красиво.

- Не в том дело, что красиво. Они всё увеличивают почти как микроскоп. Смотри.

Царапинка крохотная, а если глянешь - вон какая... - Лоська согнул левый мизинец, поднес к нему глобус. И чуть заметная ссадинка на костяшке, увиденная сквозь толщу стеклянных океанов, сделалась как здоровенная короста на коленке.

- Удивительно... - вежливо сказала я.

- А еще им можно выжигать, как линзой. Я уже пробовал. Был вчера там... у дерева... и выжег на скамейке целое слово.

- Какое слово, Лоська?

Он глянул удивленно:

- Ну... разумеется, "Умка".

Мы погрустили несколько секунд, думая об Умке. Потом я взяла глобусенка левой рукой, а правой - Лоську за плечо.

- Пойдем, Лосик. Хочешь чаю с тортом?

- Да. С удовольствием, - он сбросил у порога ременчатые "лапти".

Мы устроились на кухне, скромненько. Не накрывать же ради двоих большой стол.

Лоська сидел на табурете, покачивая синими носочками и смотрел то на сверкающий посреди подоконника глобус, то на меня. Я включила чайник и поставила торт. А себе еще раньше, до Лоськи, я сделала бутерброды с помидорами и майонезом.

Лоська вдруг сказал:

- Женя, ты сегодня красивая.

Я чуть палец ножом не отхватила.

- Ну, Лось! Высказался!

- Женя, я говорю серьезно.

Кстати, он всегда говорит серьезно и правдиво. И я... сперва я хотела ответить, что сколько ни обматывай швабру мишурой, новогодней елкой она не станет. Но спохватилась. Что делать, если я и правда кажусь Лоське такой...

С утра я натянула мамин подарок - красные с черными мушками колготки, черную плиссированную юбку и тонкий вишневый джемпер с черным узором на груди. И надела цепочку с похожим на вишенку родонитовым шариком (тоже почти глобусенок). Никого я не ждала, но... все таки именинница. Конечно, этот наряд и толкнул Лоську на его высказывание. "Ладно, пусть", вздохнула я. И вспомнила:

- Ох, Лоська, а откуда ты узнал про мой день рождения? Я тебе не говорила.

- Люка сказала. Я ее вчера встретил в овощном магазине. Я покупал капусту, а она бананы. Дала мне банан и сказала про тебя. Наверно, она тоже скоро придет.

"Это уж само собой", - подумала я. И Лючка словно откликнулась на вызов, позвонила у двери.

Она чмокнула губами мою щеку, прошла впереди меня на кухню, сказала "Лоська, салют" и протянула мне косметичку из клеенки, похожей на крокодиловую кожу.

- Поздравляю. Расти большой я тебе не желаю, хватит и того, что есть. А за внешностью следить пора как следует. Ты в классе единственная, кто ни разу не красился. Из девчонок, конечно...

Тут я наконец сказала про швабру и мишуру.

- Ты просто закомплексована, - заявила Люка. - Вбила себе в голову, что уродина.

А при некоторых усилиях ты могла бы иметь очень импозантную внешность.

- Чево-чево? - сказала я Илюхиным тоном. - Лоська, дай мне вон тот кусок торта, я засуну его Лючке за шиворот.

- Можно я лучше его съем?

- Ешь на здоровье. А я засуну ей этот бутерброд...

Люка покосилась на бутерброд.

- Ты так и будешь сидеть на своей дурацкой диете, без грамма сладкого?

- Так и буду...

Еще год назад я была не только большая, но и... так сказать, чересчур кругловатая. Это меня доводило до отчаяния. И наконец я дала себе страшную клятву, что с этого дня - никаких пирожных, кексов, тортов, жирного печенья, шоколада, сладких пирожков и всего такого прочего. Мама была в панике. Илья утверждал, что, во-первых, я не выдержу больше недели, а во вторых, если и выдержу, это все равно не поможет. Но я выдержала, и это помогло. Рост, конечно, не убавился, но я сделалась "скелет в шкафу" (по Илюхиным словам). Мама повздыхала и махнула рукой, а брат сказал: "Моя степень уважения к тебе возросла на порядок". А потом я... да, я поняла, что сладостей, о которых я раньше обмирала, мне уже не хочется. Даже нарочно попробовала шоколад и слоеное пирожное - и ноль впечатления. Теперь мне нравились майонез, селедка и маринованные рыжики. Вот такая история...

Люка требовала, чтобы я немедленно попробовала на себе косметику, но я показала глазами на Лоську и крутнула пальцем у виска.

Лоська в наши разговоры деликатно не встревал. Молча глотал чай, расправился со спасенным куском торта, потом еще с одним и еще... Он старался есть аккуратно, ложечкой, но иногда забывался, спешил и вытирал пальцы о свои многострадальные штаны. Мы с Люкой тоже сели к столу. Люка вдруг посмотрела на Лоську.

- Слушай, ты заболеешь. Один ребенок не может сразу съесть столько торта.

- Я же не совсем уже ребенок, - миролюбиво разъяснил он и глянул на меня: можно еще?

Я наконец сообразила:

- Лосенок, ты, наверно, не завтракал!

Он посопел и кивнул:

- Мама, когда уходила, сказала "пожарь картошку". А мне было лень чистить.

- Давай я тебе яичницу сделаю, это лучше чем торт.

Он покачал опять синими носочками и сказал шепотом:

- Если не трудно...

Я поставила на газ сковородку, покрошила молочную колбасу, залила ее белками и желтками. Скоро Лоська, уже не думая о торте, уплетал глазунью, и его щеки (и без того чумазые) украсились желтыми полосками. А мы с Люкой пили чай, и та продолжала разговор о подаренной косметике. О том, какая она качественная, французская и популярная. Мне оставалось только кивать.

Лючка - она не то чтобы красавица, но уж-жасно обаятельная (это все говорят). С золотистыми кудрями, алым ртом, зелеными глазами. Вся такая тоненькая, будто девочка Суок из "Трех толстяков". И улыбаться умеет так, что мальчишки млеют.

Манеры у Люки отработаны. Она занимается в эстрадном детском ансамбле "Гадкие утята", манерам там специально учат. И косметикой пользоваться учат. В ансамбле это не мода, а необходимость - чтобы танцоры и певцы выразительнее смотрелись на сцене. Так не раз объясняла Люка.

4

Недавно я была на концерте "Гадких утят" во Дворце детского творчества Люка меня туда почти насильно притащила, потому что к эстраде я совершенно равнодушна. Я высидела до конца и даже вежливо похвалила. А сейчас она опять принялась вспоминать это выступление.