Владислав Крапивин - Семь фунтов брамсельного ветра (фрагмент)

Так вот я бродила, шебурша джинсами по лопухам и желтоголовой пижме, и вышла к большущему тополю. Некоторые ветки его были сухие, а на других редкие листья.

Старик уже. Но у могучего ствола курчавилась молодая поросль.

За этой порослью сопел и копался в земле мальчишка лет девяти. Или десяти. Чуть постарше тех, с кем я дружила в лагере. Он был в мешковатой рыжей майке, широченных штанах до колен, нечесанный и, кажется, сердитый. Я села в трех шагах от него на косую лавочку. Мальчишка глянул через плечо и снова согнулся. Майка натянулась на спине, проступили позвонки.

- Ты что делаешь? - тихонько спросила я.

Он не огрызнулся, просто сказал, не оглянувшись:

- Рою...

- Клад ищешь, да?

Он дернул спиной: чего, мол, чепуху-то молоть? И продолжал ковырять землю походной лопаткой. Потом негромко выговорил:

- Кота хороню...

- Какого кота? - У меня почему-то натянулись нервы. Мальчишка выпрямился, встал ко мне в полоборота, подбородком показал на лежавший в подорожниках тряпичный сверток. Я шагнула, села на корточки, мальчишка тоже. Быстро глянул на меня, подумал секунду и откинул края цветастой тряпицы. На ситцевом лоскуте лежал худой серый кот со славной мордашкой. Он будто спал, прижав к свалявшейся на груди шерсти согнутые лапы. Но через голову от уха до шеи тянулся рубец с засохшей кровью - Кто его так? - шепнула я.

Мальчишка сипло сказал:

- Если бы я знал...

- Это твой кот?

Он мотнул головой с темными волосами-сосульками.

- Нет. Наверно, он ничей, сам по себе... Просто мы тут встречались. Первый раз еще в апреле, а дальше почти каждый день. Я ему поесть приносил... А потом мы сидели рядышком... Знаешь, он иногда терся мордой о рукав и мурчал... А сегодня я пришел, а он лежит... вот такой... Кому помешал? - Мальчишка переглотнул, кожа на его тонком горле дернулась. Но он не заплакал. Я тоже переглотнула.

Казалось, ну какая тут печаль? И кот незнакомый, и... столько всего было в жизни, по-настоящему горького. Здесь-то чего слезы глотать. А вот надо же, заскребло...

Я осторожно закрыла беднягу краями лоскута. Глянула на мальчишку. Он опустил лицо и стал дуть на ладони - видать, намозолил. Я посмотрела на ямку, которую он старался вырыть - она была совсем неглубокая..

- Давай помогу.

- Помоги, если хочешь. Я только полминуты передохну...

Лопатка была довольно острая. Легко резала тонкие корни и глинистые комки. Но это у меня легко. Надо сказать, я сильная. А у мальчонки-то руки-прутики. И все же он очень скоро сказал; - Ну, все. Теперь я.

- Подожди. Я же только начала.

- Нет, теперь я... - И потянул лопатку. Я отдала, но через минуту взяла снова.

Скоро мы углубились больше, чем на полметра.

- Хватит, наверно? - выдохнула я.

- Да... - Он опять приоткрыл кота, быстро, почти украдкой, погладил его, завернул, поднял, прижал к груди. - Я сейчас... положу.

- Постой...

Я быстро отошла, нарвала лопухов, застелила внутри рыжую от глины яму (из нее почему-то пахло картофельными грядками).

Мы вместе уложили кота. И сверху тоже закрыли лопухами. Потом засыпали - мальчишка лопаткой, я ладонями. Слегка прихлопали землю.

- Давай положим сверху дерн...

Мальчишка смотрел вопросительно: не знал, наверно, что такое дерн. Глаза у него были странные - темно синие, с длинным разрезом, почти до висков. Как на портретах персонажей древне-индийского эпоса (а, может, вообще как у инопланетянина). Нос же - совсем не индийский, "ванькин", картошка с двумя дырками... Я лопаткой вырубила прямоугольник земляного слоя с подорожниками и клевером. Мальчишка понял, стал помогать, мы вместе уложили дерновый пласт на глину. Выпрямились.

- А не слишком заметно? - Он опасливо глянул из-за плеча. - Вдруг разроет кто-нибудь. Назло...

- Кто не знает, не обратит внимания...

Кажется, мальчишка всхлипнул. Чуть-чуть.

- Знаешь, все-таки хорошо, что он жил на свете, - сказала я. - Он тебя радовал.

Ты будешь его помнить. И получится, будто он все еще живет...

Мальчишка то ли кивнул, то ли уронил голову. Шепнул:

- Да... Я... наверно, буду сюда приходить...

- А как его звали... то есть как зовут?

- Как по правде, не знаю. А я звал "Умка". Он откликался.

- Значит, Умка и есть... А тебя как звать?

Он сказал без охоты, но сразу:

- Лоська.

- Это... от какого полного имени?

- Все-во-лод... - толчками выдохнул он шепот.

- Тогда почему не Сева? - Я говорила, чтобы отвлечь его, потому что боялась: вдруг заплачет (да и сама могла).

- Не знаю... - устало выговорил Лоська. - Так зовут с давних пор... А иногда - "Лосёнок". Это мама...

В нем, несмотря на беспризорный вид, не было никакой ощетиненности. К другому такому попробуй сунуться с вопросами, пошлет на край света и еще добавит вслед.

А этот... может, просто обмяк от горя?.. Имя "Лосёнок" ему подходило. Такой же лобастый, губастый, с тонкими ногами-руками и, кажется, доверчивый. Ну, наверно, не со всяким доверчивый, но со мной-то по-хорошему...

- А я Женя. - И добавила, чтобы внести ясность. - Мезенцева.

Лоська понял. И, кажется, чуть улыбнулся:

- Я сперва подумал, что ты парень. Не разглядел.

- Немудрено... - хмыкнула я. В самом деле - волосы, подстриженные по уши, джинсы, мальчишечья футболка. И под футболкой... ничегошеньки незаметно. Разве если только очень приглядеться...

- Нет, теперь-то я понял, - Лоська улыбнулся заметнее. - Парни такими не бывают.

- Какими "такими"?

- Ну... ты заботливая. - И он втянул воздух носом-картошкой.

Я с облечением сменила тон:

- Да. Очень заботливая. И главная забота о твоем умывании. Посмотри, ты весь перемазанный.

Он и правда был в земле и глине, в травяном соке, в прилипших стеблях и листиках. Даже в волосах глиняные крошки.

Лоська не стал спорить.

- Да, здесь недалеко есть колонка.

- Какая колонка! Тебе надо в ванну с головой!

- Во-первых, - сказал Лоська отчетливо, - нет у нас дома никакой ванны.

Во-вторых, я не смогу попасть домой. Я забыл надеть на шею ключ, захлопнул дверь, а мама придет лишь вечером.

Я про себя отметила, какая у Лоськи правильная речь, вовсе не уличный "базар".

Даже сказал "надеть", а не "одеть", что и среди нынешних тележурналистов редкость. Поучиться бы у мальчишки депутатам всех мастей с их "намерениями", "в этой связи", "властями предержащими", "возбужденными делами", с их "эканьем" и "меканьем"... Но речь речью, а чумазости от этого не меньше.

- Пойдем-ка, Лоська, ко мне.

- Да ну... - он впервые заметно смутился. Вытащил из сандалеты ступню, начал чесать правой пяткой левое черное колено. - Зачем...

- Отмоешься, поедим чего-нибудь... Не бродить же тебе таким пугалом до вечера.

- К сожалению, я всегда пугало, - равнодушно сообщил он. И вдруг согласился: - Хорошо, пойдем.

Сперва я думала, что его толкнуло на согласие это мое "поедим чего-нибудь". И только много позже поняла: нет, наверно, не только это...