В Левшин - Искатели необычайных автографов

Фило явно сбит с толку. Как же так? Вероятности разные, а сумма одна. Зато Мате - в восторге. Подумать только, его друг-филолог открыл одну из основных теорем теории вероятностей, известную, впрочем, уже в семнадцатом столетии. Для пущей научности остается представить ее в общем виде. Но это уж сущие пустяки. Обозначим вероятность того, что событие произойдет, латинской буквой р, а вероятность того, что оно не произойдет, через q. Тогда р + q = 1.

- Позвольте, позвольте, - вскидывается Фило, - по-моему, тут что-то пропущено. Ведь предполагаемых событий может быть несколько и у каждого своя вероятность: p1, p2, р3 и так далее. И значит, в общем виде формула выглядит так:

p1 + p2 + p3 + ... + pn + q = 1.

- Если я этого не сказал, так единственно для того, чтобы не отбивать хлеб у вас! - отвечает Мате, усердно метя пыльный пол пышноперой фетровой шляпой.

Он-то воображает, что делает изысканный придворный поклон, но Фило, глядя на него, с трудом сдерживает смех. Расхохотаться вслух не позволяет ему воспитание, и он поспешно отворачивается к окну. Мате воспринимает это как молчаливое приглашение взглянуть на город, и вот оба они стоят рядом и созерцают Париж.

Конечно, это еще не тот Париж, который они столько раз видели в кино, и не тот, что знаком Фило по "Человеческой комедии" Бальзака39. Но уже и не тот, что изобразил Виктор Гюго40 в "Соборе Парижской богоматери"! Людовик XIV, автор знаменитого изречения "Государство - это я!", неспроста именуется королем-солнцем. Он делает все, чтобы подчеркнуть величие, блеск и непререкаемость королевской власти. Для его парадных процессий прокладываются стройные магистрали, воздвигаются мосты, фонтаны, триумфальные арки. Лучшие архитекторы строят для него новые дворцы и переделывают старые, а прославленные скульпторы и художники украшают их великолепными статуями и пышной росписью.

Но кварталы бедноты по-прежнему грязны и убоги. Парижская нищета живуча. Ей суждено устоять и под натиском более поздних, более просвещенных столетий, а уж сейчас, в середине семнадцатого, она попросту бьет в глаза.

В общем, как это ни грустно, пока что Париж - пыльный, а по ночам так еще и темный город. В тесных извилистых улочках его притаилась опасность (здесь не в диковинку недобрые встречи!), и без вооруженных слуг с фонарями и факелами люди благоразумные из дому носа не кажут... Да, несладко придется здесь филоматикам. Одна планировка чего стоит! Не город, а муравьиный лабиринт какой-то. Тут, как говорится, сам черт ногу сломит, а уж неопытные новички и подавно!

Последнее соображение, высказанное Мате, заставляет Фило задуматься. Он рассеянно улыбается, перебирая в уме какие-то забавные воспоминания.

- А знаете, - говорит он наконец, - один такой черт с переломанной ногой очень бы нам сейчас пригодился.

Мате бросает на него быстрый обеспокоенный взгляд: шутит он, что ли? Не хочет же он сказать, что и впрямь водит знакомство с чертями?

- Почему бы и нет? - с достоинством возражает Фило. - Я человек начитанный, а черт в художественной литературе - не такая уж редкость. Полистайте-ка Гёте, Гоголя, Лермонтова... О народных сказках и говорить нечего: там черт - первая фигура!

Мате облегченно вздыхает. Так вот в чем дело! Выходит, речь о черте литературном...

- Ну да, - нетерпеливо подтверждает Фило. - Это же Асмодей!

- Кто-кто?

- Асмодей! Вы что, никогда не читали "Хромого беса" Лесажа41? Ай-ай-ай... Прочтите - не пожалеете. Один из лучших французских сатирических романов XVIII века.

- Предположим. А нам-то что?

Фило сокрушенно качает головой. Вот они, плоды литературной неграмотности! Читал бы Мате Лесажа, так наверняка знал бы, что Хромой бес Асмодей - самый удивительный экскурсовод на свете. Он не только прекрасно летает, но еще и поднимает крыши домов, и, стало быть, с ним увидишь то, чего никогда не увидишь без него. В общем, не провожатый - мечта!

- Вот именно мечта, - ядовито подхватывает Мате, - а я человек трезвый, практический. Мечтать о невозможном не в моих правилах.

Но тут он слышит хриплое покашливание и встревоженно оборачивается.

- Что с вами, Фило? Вы не заболели?

- Я?! - удивляется тот. - С чего вы взяли?

- Не прикидывайтесь, пожалуйста! У вас кашель.

- У меня? Ничуть не бывало.

- Вот как! Стало быть, это кашляли не вы. Кто же, в таком случае, кашлял? Может быть, я?

- Ясное дело, вы. А то кто же?

- Да вы что! - свирепеет Мате. - Я еще, слава Аллаху, в своем уме. Мне лучше знать, кашлял я или не кашлял!

- Мне тоже, - стремительно отзывается Фило.

Тут они поворачиваются лицом к лицу и несколько секунд испепеляют друг друга раскаленными взглядами. Первым нарушает молчание Мате.

- Поговорим трезво, - произносит он, с трудом сдерживая раздражение. И я и вы - оба мы утверждаем, что слышали кашель. Так ведь?

-Так.

- Очень хорошо. Отсюда ясно, что нам это не померещилось. А теперь пораскиньте мозгами. Мы здесь вдвоем. Следовательно, согласно теории вероятностей, кашлять мог только один из нас. И так как это ни в коем случае не я, значит, это были вы. Правильно я говорю?

- Как раз наоборот! Так как это ни в коем случае не я, значит, это были вы...

- Успокойтесь, мсье, - произносит чей-то приятный, хоть и слегка простуженный тенор, - это был я.

Филоматики испуганно оборачиваются и... Но о дальнейшем поведает следующая глава, которая называется

БЕСПОДОБНАЯ ВСТРЕЧА

Итак, филоматики оборачиваются и ахают! Перед ними стоит блистательный молодой шевалье42 в костюме, отливающем всеми оттенками серого цвета - от светло-жемчужного до темно-грозового. За плечами у него клубится бархатный пепельный плащ с алым шелковым подбоем. Иссиня-черные волосы прямыми атласными прядями ниспадают на дымное кружево воротника. Темные глаза на матовом узком лице так и сверкают. Над свежими алыми губами иронически топорщатся тонкие усики. В одной руке он держит шляпу, на которой пышно пенятся перья цвета огня и пепла. Другая рука опирается на щегольскую, увенчанную серо-алыми лентами трость.

- Милль пардон, мсье. Тысяча извинений! - говорит он, учтиво изогнувшись. - Я чуть было не стал невольной причиной вашей ссоры. Надеюсь, вы на меня не сердитесь? Поверьте, я не хотел...

- Кто вы такой? - резко перебивает Мате.

В ответ раздается что-то вроде кудахтанья (ко-ко-ко!): незнакомец смеется, обнажив два ряда безупречных, хоть и чуточку хищных зубов.

- Вы меня не узнаете, мсье? Бес Асмодей к вашим услугам!

- Не может быть! - в один голос вскрикивают филоматики.

- Конечно, не может быть, мсье, и все-таки... Все-таки я перед вами.

- Ну, это еще как сказать! - сомневается Мате. - Сильно подозреваю, что вы - это вовсе не вы. Потому что подлинный Асмодей еще не родился. Насколько я знаю, романист Лесаж выдумает его только в восемнадцатом веке, а сейчас как будто семнадцатый...