Вера Панова - Володя

- Нет, конечно, - снисходительно согласился Володя. - Я разве говорю, что значит?

- Ты не говоришь, но ты уходишь от меня.

- Ты не думай, пожалуйста, что я к тебе что-то такое питаю. Какие-нибудь нехорошие чувства. И не думаю питать, чего ради. Просто меня парень ждет.

- Что за парень?

- Один парень, мы с ним работали на военном заводе.

- Танковый завод?

- Завод, где директором товарищ Голованов, - все, и больше ничего.

- Ах, понимаю... Послушай, это ты про свою маму говорил, что ей очень плохо?.. Извини, я слышал. Она сильно больна, да?

- Об этом не будем, - сказал Володя.

- Хорошо. Извини. Послушай, а где ты живешь? У тебя есть где жить?

- Есть, - ответил Володя, с некоторым высокомерием: Олег, кажется, взялся его опекать. - Хочешь, приходи в гости.

Олег понял, что задел Володю, и огорчился.

- Хорошо, - сказал он, присмирев. - Спасибо. Я зайду, если разрешишь.

Дошли до остановки.

- Я с тобой, можно? - спросил Олег.

Его тревожило, что они сказали друг другу слишком мало, ничтожно мало даже для первой беглой встречи.

- Провожу до завода, не возражаешь?

- Валяй, провожай, - ответил Володя. Его неудовольствие уже прошло. Было приятно, что Олег просит у него разрешения кротким голосом, как и подобает младшему брату.

"Какие бы у нас были отношения, - подумал Володя, - если бы мы росли вместе?"

В трамвае пахло промокшей одежей, мехом. Зажатые в углу площадки, стояли они, наскоро рассказывая о себе друг другу. Ты сколько окончил? А ты где был эти годы - и как там в Свердловске, ничего? А спортом занимаешься?

- Немножко, - отвечал Володя, наблюдая нервную жизнь худенького треугольного лица с узкими глазами, вспыхивающими от возбуждения. Возбуждение было каким-то всеобъемлющим. Чувствовалось, что от всего на свете этот организм вибрирует, на все отзывается, воспламеняясь до глубин.

"Лицом на н е е похож".

"Как он похож на папу", - думал Олег.

"Это о н а его таким вырастила?" - думал Володя.

"А что я знаю о н е й?" - думал он.

"Что я знаю об отце?" Два человека встретились и, сердясь, говорили о житейском, угнетающем душу. И это были отец и сын, встретившиеся после разлуки. "И всегда так, наверно, будет: с чего бы это изменилось? Я груз для него, досадная забота, не больше". А Олег ни при чем. Вот он весь как на ладони, - он ни при чем...

Трамвай прошел под воздушным мостом и остановился у длинной стены. Темные высокие арки ворот встали в метели.

У ворот, выбивая чечетку, дожидался Ромка.

- Познакомься, - сказал Володя Олегу. - Рома, мой товарищ. А это Олег. - Он поколебался и договорил: - Мой брат.

Ромка не придал этой рекомендации должного значения. Бывают двоюродные дяди, бывают двоюродные братья...

- Здоров, - сказал он ворчливо. - Пошли, Володька, ты где пропал? Документы с тобой?

Они ушли в дверь возле ворот. Олег смотрел вслед Володе. Брат! Без вины отторгнутый от семьи и дома, отдельно, как посторонний, шагающий своей дорогой старший брат! Со всей своей пылкостью Олег хотел войти в его дела, подставить ему свое плечо...

Он был один у заводской стены, щербатой, как стена крепости, выдержавшей осаду.

Это и на самом деле была крепость, здесь совсем недавно был фронт, пылали пожары, но крепость выдержала осаду, враги отхлынули, оставив несчетно своих мертвецов на подступах к заводу, - а завод жив и возносит в метель свои тонкие трубы, и теплое живое гуденье исходит от него.

Косо летел мелкий снег, как белый дым. Летящим снегом был доверху и через верх наполнен проспект: словно в небесах раскрылись закрома, где держат это белое, сыпучее, летучее, - и оно высыпается вольно и неиссякаемо. Олег поднял воротник и пошел улыбаясь, жмурясь, шепча.

Любимый город проступал сквозь метель темными линиями своих крыш и вихрящимися пятнами фонарей. Все взвивалось, неслось! - и овладевало Олегом, и он с восторгом давал ему собой овладеть.

На бесконечном, взвихренном, мчащемся проспекте, спеша домой поскорей, в тот вечер встречали прохожие странного мальчика. Под разверзшимися небесными закромами он один шел не торопясь, будто вышел прогуляться в отличную погоду. Прохожие думали: "Чудак!", но догадывались, что он счастлив, - счастлив, раз может такое проделывать. Он сочинял стихи на ходу, желая увековечить любимый город, не считая, что любимый город достаточно увековечен в стихах.

Триумфальная арка, и мальчик рядом, он совсем теряется в ее величии; его будто и нет на площади, есть одна триумфальная арка... Но почем знать - а вдруг он действительно увековечит любимый город в своих стихах! Вдруг ему это удастся, как еще никому не удавалось! Почем знать, кому что удастся из этих мальчишек и девчонок; из кого что получится. Почем знать, почем знать...