Вера Панова - Володя

Что-то зашебаршило сзади. Оглянулся, - старуха в комнате. Незнакомая.

- Я извиняюсь. Я слышу - ходят. Вы кто будете?

- Здешний. Приехал. Вы здесь живете?

- Рядом моя комнатка... Вы Якубовский Володя?

- Якубовский. Не знаете, кто жил в нашей комнате?

- Не знаю, сынок. При мне никто не жил. Я ничего у тебя не трогала. Я и заходить боялась. Свою комнатку очистила и живу. Я тут второй месяц. Сын ордер выхлопотал. Сын у меня инвалид Отечественной войны. Сам женился, у жены живет, а мне ордер выхлопотал. Я красносельская, всю войну по городу с квартиры на квартиру. В Красном Селе у меня домик был, теперь нету. Там такой был бой, когда обратно его брали. Красное, - всю ночь, говорят, наши танки беспрерывно шли, где там уцелеть домику. Сын говорит - не плачь, обожди, справимся, поставим новый. - Старуха не плакала, рассказывала с удовольствием. - В булочную ходила, пришла, слышу - ходят, приехал хозяин, думаю. Тебе записка оставлена. Третьего дня приходили, оставили записку.

"Ромка", - подумал Володя.

Записка действительно была от Ромки, и Володе сразу стало веселей, когда он ее прочел.

"Володька! - писал Ромка. - Печально, что ты задерживаешься. Необходимо твое личное присутствие, чтобы договориться окончательно. У тебя мерзость запустения, эту проблему придется решать в срочном порядке. В общем, ты немедленно (подчеркнуто) приходи ко мне. Я эту неделю во второй смене, так что днем меня застанешь в любой час, а не застанешь, то ключ на шкафу в передней, входи и располагайся. У меня в кармане оказался замок с кольцами, я тебе его повесил, а то комната настежь, как бесхозная. Ключик оставляю бабушке. Пусть с этого замочка начнется твое устройство. Привет! Р.".

- И вот вам ключик, - сказала старуха.

Ромка жил на Пушкарской. У него тоже была фанера вместо стекол, но у него горела лампочка, был вымыт пол, топилась времянка, на времянке грелся чайник, и репродуктор задиристо пел: "Тореадор, смелее..." У Ромки была мебель, у Ромки были дрова - лежали, уложенные аккуратно, между диваном и этажеркой.

- У тебя, я вижу, полное хозяйство!

- А что мне, пропадать, что ли? Сейчас будем чай пить. Имеешь дело с рабочим Кировского завода. Помимо того, что нас снабжают, прямо сказать, ничего себе, - везде же, имей в виду, прорва людей, которые ни черта не умеют. Как они существуют, ты не знаешь? Пробку сменить не может, балда!.. Вчера одному тут научному сотруднику на третьем этаже ванную ремонтировал, ну и он со мной поделился от своего литера а или бе.

Ромка заварил чай, достал колбасу, разрезал пайку хлеба, все моментально.

- Сегодня же повидаешься с мастером, будем ковать пока горячо. Перед сменой повидаешься, пусть посмотрит на тебя, задаст какие ему надо вопросы. Я с ним говорил. Неплохой старик. С Калининым знаком. Калинин работал на нашем заводе, ты не знал?

И стал рассказывать, что было с заводом в блокаду.

- Куда же ты?

- Мне по делу по одному.

- Слушай, живи у меня пока.

- Может быть.

- У тебя, прямо сказать, не жилье. Живи у меня. А потом достанем ящики, я понаделаю мебели, какой тебе надо.

Они условились, что встретятся у проходных ворот завода в девятнадцать ноль ноль.

Госпиталь находился на Кирочной, рядом со зданием, на котором изображен переход Суворова через Альпы.

Был час посещений. В вестибюле толпились женщины с авоськами. У гардеробщицы Володя спросил, как ему повидать доктора Якубовского.

- Доктора Якубовского нет. Болен.

- Сильно болен?

- Это мы не знаем. А вы ему кто? - Гардеробщица всматривалась с любопытством.

- Родственник, - сказал Володя.

- Ну вот, сразу видать, - сказала гардеробщица. - Похож с лица, как сын родной.

Уже хмурились ранние зимние сумерки. Шел мелкий снег, подувал ветер.

Странно пустынны были улицы: мало людей, мало машин.

Дощатыми заборами обнесены разрушенные дома. Иные выглядывали из-за заборов обожженными глазницами.

На Фонтанке вдоль решетки набережной снег свален высоким барьером.

Голый, темнел запертый Летний сад. Володя вспомнил: в Летнем есть старые липы, у которых дупла запломбированы, как зубы. Он еще маленький останавливался, бывало, перед этими пломбами, заинтересованный, тронутый заботой человека о стареющих деревьях. Сейчас, идя мимо, он с улицы улыбнулся нахохленным голым липам там за решеткой. Человек пломбирует дыру на дереве. Человек везет в поезде человека, у которого нет билета. Человек говорит человеку: "Живи у меня".

Ветер дул сильней, снег кружился быстрей и гуще.

Когда Володя подходил к дому на Мойке, где жил отец, ему навстречу вышла мачеха. Они почти столкнулись у крыльца. На ней была низенькая меховая шапочка. До этого он видел ее один раз, и без шапочки. Но он сразу узнал узкое скуластое лицо с косо прорезанными узкими глазами, мелькнувшее перед ним сквозь снежную сетку.

Она пошла дальше, не узнав его. Он обрадовался, что она ушла, не будет ходить с чашками взад и вперед и слушать их разговор с отцом.

13

- Здравствуй, - сказал Володя.

Отец сам ему отворил. Он был в домашней куртке и мягких туфлях. Он похудел.

- Володя! - сказал он. - Заходи. Ну здравствуй.

Поздоровались за руку.

- Давно приехал? Молодец, что зашел.

Последние три слова можно бы и не говорить, верно? Ведь это, как-никак, сын пришел. Не само ли собой разумеется, что сын правильно сделал, придя к отцу?

Володя повесил на вешалку свой мокрый ватник. Они прошли в кабинет и сели.

- Вырос-то! Взрослый мужчина!.. Как мать?

- Мать жива. Ты получил мои письма?

- Да. Я, как видишь, болею. Сейчас, правда, поправляюсь... Ну как ты и что, расскажи о себе.

И в эту встречу между ними была мучительная неловкость, они не могли через нее перешагнуть. Отец сидел, полузакрыв глаза, и Володя не верил, что отцу интересна его жизнь, и слова застревали в горле, как тогда, когда Володя пытался рассказывать о себе посторонним людям. И все еще жило чувство обиды, что отец покинул мать, - хотя они, по всей вероятности, никак не могли ужиться вместе, Володя об этом уже догадался.

- А ты как?

- Я? Ну что ж я... Я пережил здесь блокаду. Ты, конечно, знаешь, слышал, что это такое. Жил в госпитале, сюда почти не заходил, - до сих пор, как видишь... - Отец развел руками, показывая на растрескавшийся темный потолок и рваные обои. - Достали стекло для окон - сложнейший разрешили вопрос... Да. Это полезно, что ты поработал на производстве. Я в твои годы тоже работал на производстве: лучшие мои воспоминания... Да. Я не успел послать вызов, я просто не предполагал, видишь ли, что это так экстренно. Я преподаю, видишь ли, - совмещая с госпиталем, так что для личных дел не так много времени, - потом хворал вот, - но я намеревался это сделать, поправившись, и уже предпринял шаги - узнал, как это делается, вызов... Но ты добрался без формальностей, тем лучше. У тебя все в порядке? Никаких хвостов, надеюсь?