Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

Продовольствие… Это слово повторялось в доме Голиковых чаще, чем когда-либо. Раньше все думали, что война скоро окончится, но война затянулась.

Сонный город насупился, стал угрюмее. И только по-прежнему громко гудели церковные колокола.

От собора в Арзамасе начинается откос и тянется над мутной и грязной речушкой Тешей. Во всю длину откоса узкой полосой разбит парк.

Чудесный вид открывается отсюда: на том берегу протянулось по насыпи полотно железной дороги, за полотном раскинулась Выездная слобода, а дальше, насколько хватает глаз, — поля и луга с разбросанными по ним селами, деревнями, ветровыми мельницами.

Аркадий и раньше любил парк на откосе, но еще сильнее полюбил его с той поры, как здесь он стал встречаться с Ниночкой.

С этой белокурой девочкой в беленьком передничке Аркадий познакомился на вечере в женской гимназии.

Гимназистки только из-за танцев и приглашали на свои вечера бедовых реалистов, которые в актовом зале неожиданно становились робкими и послушными и выглядели сущими ангелами.

Танцам всегда предшествовал концерт, в котором принимали участие и гимназистки и реалисты. Они читали стихи, танцевали, представляли сценки.

Аркадий впервые появился на вечере в гимназии — он должен был выступить с декламацией.

Поднявшись на сцену, Аркадий откашлялся и тихим голосом объявил:

— Я прочитаю из Некрасова. — Заложив левую руку за лакированный ремень с медной пряжкой, Аркадий начал читать: — «Однажды в студеную зимнюю пору я из лесу вышел. Был сильный мороз…»

Чем дальше читал Аркадий, тем тише становилось в зале. Смолкло пиликанье музыкантов, настраивавших свои инструменты, а классная дама умиленно смотрела на декламатора, вытирая слезы кружевным платочком.

Когда Аркадий закончил стихотворение и, застенчиво улыбаясь, раскланялся на крики «бис» и «браво», Ниночка потребовала, чтобы ее немедленно, сейчас же, познакомили с талантливым декламатором.

И вот здесь, на откосе, среди буйно разросшегося репейника, Аркадий каждый вечер ожидал Ниночку — он уже был влюблен и пылал к ней, если не небесной, то во всяком случае и не земной любовью.

Шагая по откосу, Аркадий вдохновенно декламировал:

Ниночка шла рядом и безуспешно пыталась отцепить репей, приставший к ее гимназическому фартуку.

Аркадий неожиданно остановился и спросил:

— Чьи это стихи, угадали?

— Ну ваши, конечно, — рассеянно ответила Ниночка. Проклятый репей никак не хотел отцепляться.

Узнав, что Аркадий тут совсем ни при чем и что прочитанные стихи — отрывок из «Мцыри», Ниночка была немного разочарована и все же решительно заявила:

— А вы бы, Аркадий, сочинили ничуть не хуже, чем какой-то Лермонтов.

— А вы любите Лермонтова? — спросил польщенный Аркадий. — Вот когда я был еще маленьким, — продолжил он, — то я, вернее мы…

Услышав эти слова, Ниночка почему-то вдруг фыркнула и, смерив Аркадия насмешливым взглядом с головы до ног, сказала:

— Поглядите на него: какой он теперь большой!

Если бы Аркадий услышал это от мальчишек, он бы, конечно, обиделся.

— Ну, все равно, — послушно согласился Аркадий, — так вот тогда мы спектакль поставили. По «Мцыри», — Аркадий с опаской поглядел на Ниночку и облегченно вздохнул: та внимательно слушала. — Ну, значит, распределили роли, разучили — и вот беда: кто же будет Барса играть? И придумали — пусть им станет соседский кот Васька.

— И хорошо ваш кот играл? — спросила Ниночка.

— Даже очень! — не моргнув глазом, соврал Аркадий, хотя ему — главному исполнителю роли — хорошо запомнилось, как кот исцарапал его.

Ниночка промолчала и неожиданно спросила:

— А вы, Аркадий, можете написать мне стихотворение? В альбом? На память?

Аркадий смутился: стихи он, конечно, писал, и даже не один раз. Но ведь эти — для самой Ниночки, да еще в альбом!..

— Я для вас, Ниночка, на все готов!

Три бессонные ночи провел Аркадий, сочиняя стихи. Как на зло, ничего не получалось. Из-за стихов были заброшены домашние уроки, и Аркадий уже успел получить в балльник два «кола».

Если бы только знала Ниночка, сколько он бился, подбирая рифму к концу фразы, которая оканчивалась словами «Мое сокровище»!

«Сокровище, овощи, чудовище. Овощи, чудовище… » — бормотал Аркадий.

Нужные рифмы никак не приходили в голову. А такие слова, как «овощи» и «чудовище», не годились для нежного стиха.

— Ты про какие там овощи зубришь? — спрашивала мама.

— Это я, мама, ботанику готовлю, — отвечал Аркадий. Не признаваться же — еще на смех поднимут!

При каждой новой встрече Ниночка, прищурив глаза, спрашивала: «Написали?» — и, получив неутешительный ответ, обидчиво поджимала пухлые губки.

На последнем свидании Аркадий решил честно признаться, что стих у него просто не получился.

Ниночка обидчиво дернула плечиками и не без ехидства заметила:

— Тоже мне Лермонтов!

На другой день она появилась на откосе важная и торжественная. В руках у Ниночки был зеленый бархатный альбом. Она протянула его Аркадию и многозначительно заметила:

— А Володя Нестеров вот что написал…

Аркадий схватил злополучный альбом и стал лихорадочно листать глянцевые листы, густо усеянные красными, зелеными розами, виньетками, голубками с конвертами в клювиках.

Вздох облегчения вырвался у него из груди, когда на предпоследней странице он прочел:

Под стихом стояла подпись его соперника: «Володя Н.».

Ну, уж этого его одноклассник сам сочинить никак не мог: такие стихи он уже видел и в других альбомах.

Возвратив Ниночке ее альбом, Аркадий решительно заявил:

— Так это же не его стихи!

— А чьи же тогда?

— Он чужие сдул. И кроме того, — наставительно добавил Аркадий, — они очень глупые! Понимаете: глу-пы‑е!

Поэтическая Ниночка никак не ожидала такого поворота.

— Вы сами, Аркадий, глупы! Да, да! Ну и пусть не свои. А вы и такого написать не могли.

Аркадий надвинул лакированный козырек фуражки на самые глаза и гордо ответил:

— И не буду!

— И не больно надо. Подумаешь, какой Лермонтов!

С этого рокового дня Аркадий решил, что между ним и Ниночкой «все кончено» навеки веков.

С тех пор он больше не ходил на берег Теши любоваться дивным видом, который открывался с откоса, да и выглядел он без Ниночки самым обыкновенным.

А первоклассники — эти отчаянные фискалы и насмешники — уже кричали свое «жених и невеста, жених и невеста» в адрес счастливого Володи Нестерова.