Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

— Я все понимаю, дяденька, — стараясь показаться робким школяром, ответил Аркадий.

— То-то, реалист. А ну, тикай! Одна нога здесь, другая там. И чтоб у меня сей минут!

В цехе сильно пахло горелой шерстью, и от непривычки першило в горле. Аркадий откашлялся, а потом спросил, где ему найти рабочего по фамилии Петров. Бородатый старик указал на худого, с озабоченным лицом человека.

Петров вытер узловатые руки о кошму и, оглянувшись по сторонам, развернул записку.

— Вот что, малыш, передай, чтобы через час приходили к воротам. А ты, Митрич, — окликнул Петров бородатого старика, — ты зови Ферапонта, дело есть.

Аркадий пулей вылетел во двор: лицо его сияло. Уж теперь-то рыжему солдату говорить не о чем, зря он смеялся.

— Ну что, обрадовал дядю, реалист? — услышал Аркадий голос Мочалова.

— Ей-богу, обрадовал! Честное слово, обрадовал! — отозвался Аркадий. — Спасибо, дяденька!

Как и договорились, на перекрестке Аркадия ждали Мария Валерьяновна и рыжий солдат. Аркадий рассказал, что велел передать Петров, и толкнул рыжего солдата в бок.

— Ну, будя, Аркаш, будя, не сердись…

Но Аркадий вовсе и не сердился. Только пусть солдат знает, что не один он за хорошую жизнь.

Через час Мария Валерьяновна и ее товарищи снова пришли на Песочную улицу. У ворот фабрики их уже ждала большая толпа рабочих.

Двери сарая были приперты колом, и там уныло выли хозяйские псы.

Беседа, которой так не хотел Мочалов, состоялась. Да это уже была не беседа, а большой митинг, на котором рабочие приняли резолюцию: никакой поддержки Временному правительству, долой кровопролитную войну!

Задание партийного комитета было выполнено.

Как гордился этим сам Аркадий! Право же, есть о чем рассказать маме!

Это было суровое, грозное время. С первых же дней возникновения Советов в Арзамасе руководство в них захватили меньшевики и эсеры, власть все еще находилась в руках помещиков и местных фабрикантов.

Большевиков в Арзамасе в ту пору было немного — всего двадцать четыре человека, но они всеми силами несли в народ ленинскую правду.

Борьба большевиков становилась с каждым днем все ожесточенней.

Домик, в котором жила Мария Валерьяновна Гоппиус, находился на самом краю города, по пути в перелесок, где уже начиналась кладбищенская роща.

Этот дом хорошо известен многим арзамасцам. Рассказывали, что Горький, когда жил в ссылке, часто заходил сюда с Екатериной Павловной Пешковой на чашку чаю. И еще говорили, что Алексей Максимович направлял в дом Марии Валерьяновны товарищей, приезжающих к нему. Здесь же в то время собирался революционный кружок скорняков и сапожников.

Вход в дом Гоппиус для Аркадия всегда был открыт. Мария Валерьяновна уже успела полюбить его за преданность и исключительную честность.

И Аркадий наконец решился сказать Гоппиус то, о чем он думал. Он просил Марию Валерьяновну принять его в партию, он клялся, что умрет, но никогда не предаст великое дело рабочих, что всю свою жизнь посвятит революции. Но Мария Валерьяновна сказала, что Аркадий еще очень мал, чтобы состоять в партии, но по своим делам и мыслям он все равно большевик.

Аркадий, кажется, на время успокаивался, а потом снова и снова возвращался к своей просьбе. Но ему велели еще ждать и ждать.

Сегодня Аркадий опять отправился в дом Гоппиус. На этот раз он застал Марию Валерьяновну за несколько странным занятием. Она разрезала портновскими ножницами большие листы бумаги на четыре равные части. На каждом листе чернели четыре квадрата, испещренные печатными буквами.

Это были листовки.

Приближались выборы в Учредительное собрание, и каждая партия расклеивала по городу и раздавала жителям листки со своими лозунгами, призывающими голосовать за ее кандидатов.

Уложив листовки в аккуратную стопку, Мария Валерьяновна приветливо улыбнулась и протянула руку.

— Здравствуй, Аркадий! Мама поправляется?

Наталья Аркадьевна простудилась и вот уже третий день лежала в постели.

— Спасибо, поправляется, — ответил Аркадий, — завтра уже на работу пойдет.

Мария Валерьяновна перевязала стопку листовок шнурком и отнесла в угол, где уже лежало несколько таких же пачек. Аркадий, видя, что все заняты своим делом и никто на него не обращает внимания, хотел уже уйти.

— Погоди, Аркадий, — вдруг сказала Мария Валерьяновна. — Ты вовремя пришел. Видишь листовки? Ну вот, поможешь расклеить. Только, пожалуйста, поаккуратней. — Мария Валерьяновна вздохнула. — Мало у нас листовок, ох как мало…

Человек в солдатской шинели, разбиравший на полу листовки, угрюмо пробасил:

— Зато кадеты нагрохали уйму…

— И все на гладкой бумаге, — с завистью добавила девушка в сером гимназическом платье.

— Кадеты, они народ богатый, — опять вздохнула Мария Валерьяновна. — А в деньгах нам соперничать трудно.

— Ничего, не пропадем, — пробасил человек в солдатской шинели и, подняв с пола пачку листовок, подал Аркадию. — Действуй!

Аркадий выдернул из пачки одну листовку. На серой шершавой бумаге было напечатано:

«Товарищи рабочие, крестьяне и солдаты! На выборах в Учредительное собрание голосуйте за партию рабочих, за партию городской и деревенской бедноты — за список №7. Войне не кончиться, пока власть будет в руках у буржуев. Восьмой месяц буржуи у власти, а не сделали еще ни одного решительного шага к скорейшему заключению мира. Буржуазии выгоден не мир, а война».

«Так вот что значит таинственный список №7!» — подумал Аркадий. Вчера на базаре он слышал, как бородатый мужик распевал песенку с загадочными словами:

Выпросив у Марии Валерьяновны еще пачку листовок, Аркадий забежал домой.

Мама все еще лежала в постели. Осторожно, чтобы никто не услышал, Аркадий достал с полки солдатский котелок, с которым ходил на рыбалку, вскипятил воды, сварил клейстер из ржаной муки и отправился на Сальниковую.

Одну листовку наклеил на доме Подсосова, потом на соседнем доме Волкова, потом — накрепко — на воротах духовной семинарии.

Новое занятие увлекло его и, весело напевая, он ходил от дома к дому.

Но работы хватило ненадолго. Листовки кончились.