Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

Несколько дней о Гайдаре не было никаких известий. Уж не случилось ли что?

На четвертый день в редакцию принесли записку, в которой сообщалось, что Гайдар жив-здоров, что уехал он в командировку и что через несколько дней вернется.

«Какая командировка? — удивлялся редактор. — Кто его посылал? Странный все-таки человек этот Гайдар!»

В редакции пожали плечами, поохали, но беспокоиться все-таки перестали: ведь жив человек!

Через несколько дней Гайдар вернулся в редакцию. Его было трудно узнать: старая, видавшая виды одежда грузчика, стоптанные кирзовые сапоги и помятый картуз.

Оказывается, сразу после «летучки» Гайдар пошел на базар и купил старую одежду. Там он встретился с грузчиками и вместе с ними отправился на сплавные работы в одну из многочисленных, разбросанных вдоль реки Двины лесобирж. Гайдар нанялся на работу плотогоном, конечно, скрыв, что он корреспондент «Правды Севера».

— А как же иначе? Ведь если бы я приехал как корреспондент, — рассказывал друзьям Гайдар, — и предъявил официальное удостоверение, я бы не смог и сотой доли узнать того, чего хотел. А я работал грузчиком, ел, пил, спал вместе со всеми, был не чужаком, а своим человеком, и вот материал готов…

Редактор, конечно, вызвал Гайдара и похвалил за статьи.

— А вы знаете, — говорил Аркадий редактору, — что такое залом, когда река кипит, гудит забитыми бревнами, и как в этом кипении затора нужно найти то единственное бревно, которое, воткнувшись в дно, затормозило сплав. Это трудно, это рискованно, нужно обладать знаниями, опытом, смелостью. И у нас есть такие люди, у нас есть замечательные люди.

«Военная хитрость» удалась: очерк о сплавщиках получился на славу. Редактор и Гайдар были очень довольны. Не радовались лишь руководители архангельских лесобирж, им-то уж досталось как следует. После выступления газеты краевые организации сумели разобраться, почему уходят с работы грузчики и сплавщики, и навели порядок.

В командировках с Гайдаром часто случались интересные истории, забавные случаи. «Везет же Гайдару, — завидовали некоторые, — всегда с ним случается что-то необыкновенное!»

Однажды кто-то из друзей в шутку сказал Гайдару, что если он даже когда-нибудь «испишется», то все-таки одну книгу он еще может написать — о своей жизни.

На это Гайдар возразил:

— Я и так все время об этом пишу.

Героем новой повести, которую Аркадий Петрович писал в Архангельске, стал мальчуган Борис Гориков. Борис живет в Арзамасе, учится в реальном, с нетерпением ждет писем от отца с германского фронта.

Борис очень огорчен тем, что в тихом и сонном городке Арзамасе, похожем на монастырь, никаких чудес не происходит и ничего интересного нет. А потом, потом начинается Февральская революция, приходит Великий Октябрь, начинается гражданская война. И все эти события захватывают арзамасского мальчугана. Борис Гориков постепенно, шаг за шагом превращается в настоящего борца за дело революции.

Повесть Гайдар сначала назвал «Маузер», потом «Обыкновенная биография», а вышла она под названием «Школа».

Друзья спрашивали: уж не сам ли Аркадий — герой повести «Школа», ведь его настоящая фамилия — Голиков — так похожа на фамилию главного героя Горикова. Да и вообще, по рассказам, очень много там похожего на жизнь Гайдара, его друзей, учителей реального. Ведь есть же в книге и учитель Галка, и купец Бебешин, и мать у Бориса, как и у него, Аркадия, — фельдшерица.

Что он, Аркадий, мог ответить? Конечно, Борис такой же. Такой же, но это совсем не он. Жизнь Горикова похожа на его жизнь, но это не точная копия.

Когда повесть «Школа» вышла в свет, она доставила Гайдару немало радостей: его хвалили в газетах, в журналах, друзья и товарищи поздравляли с большим успехом.

«Школу» Гайдар закончил уже в Москве, куда переехал сначала один и куда потом вызвал жену и сына.

Тимур подрос. Аркадий купил сыну черкеску с газырями, кубанку и сапожки, а на пояс — деревянный кинжал. Настоящим джигитом стал Тимур Гайдар! Он уже играл в «казаки-разбойники» и не кормил больше, как в Архангельске, игрушечного коня пирогом с вареньем.

На лето семейство Гайдаров переехало под Москву в поселок Кунцево. Маленькому Тимуру иногда становилось очень обидно, что его отец все время сидит над какими-то тетрадками и все что-то пишет. Пишет и улыбается, потом хмурится, снова улыбается и вдруг зачеркивает, рвет бумагу и опять начинает заново.

Гайдар работал над продолжением «Школы». Но что-то, видать, туго подвигалось у него дело, если он был таким скуч ным и невеселым и все чаще выходил на крылечко, и, собрав ребятишек, рассказывал про гражданскую войну, про бои и походы и про банду Антонова, которую надо было красноармейцам во что бы то ни стало разбить.

Маленькому Тимуру в этих рассказах не все было понятно, но ребята, что постарше, слушали его отца с таким вниманием и так благоговейно смотрели ему прямо в рот, что забывали про все на свете, даже про своих матерей, которые уже не раз и не два звали их обедать.

Повесть у Гайдара писалась с трудом, и он все чаще подумывал об отъезде. На этот раз он решил махнуть в дальние южные страны — в Крым.

Артек — так называлась та счастливая страна, куда Гайдар вез своего сына.

По дороге от Симферополя к Артеку автобус сломался, и тогда побрели они через перевал пешком. Прошли километр, потом другой — тяжело. Тимуренку, конечно, легче: то на плече папкином едешь, то опять пешком. Но вот Тимур начал похныкивать, это когда не на плече, а пешком. Тогда выручила песня. Папка запел:

И еще пели другие походные песни. И маленький Тимур шагал и даже подпевал. А идти еще далеко, но с песней все же легче.

Всю дорогу пел отец, а когда вдали показались огни пионерского лагеря, сказал:

— Ну вот, Тимуренок-Гайдаренок. Ты, если хныкать захочется, всегда запевай песню. И самому веселее, и людям приятнее.

Пришли они в Артек ночью. Стоял знойный июль, и даже ночная прохлада не могла поглотить жар, который шел от каменных гор, гранитных скал. Шли пешком по берегу моря, и Тимур спрашивал, показывая на тихое спящее море, которому не было видно ни конца ни края.

— Пап, а другого берега у моря нет?

Гайдар глядел, как тихо плескались волны у прибрежных камней, и ему не хотелось нарушать сказочные сны, которые навевала черноморская волшебная ночь. Он со вздохом отвечал:

— Нет, Тимур! Нет у моря другого берега!

Так они подошли к Артеку. Вот он наконец, лагерь у самого синего моря. Чуть вдали на возвышении белеет домик. Здесь, говорят, в давние-давние годы доживала дни своей бурной жизни графиня де Ламот, та самая, о которой когда-то писал Дюма.