Владимир Малюгин - Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

Тимура определили вместе со всеми пионерами. Он был уверен, что папа, который все может, записал его в пионеры. Тимур спал в общей палате, как и все, становился на линейку и вообще вел себя как образцовый пионер. Артековцы его любили: во-первых, маленький Тимур — сын самого Гайдара; во-вторых, Тимур так мал и так забавен, что не любить его просто нельзя.

Хорошо в Артеке! Солнце греет, куда там греет — печет, на градуснике — выше тридцати. Вверху горы, кругом зелень, парки, внизу — тихое синее море, ленивое, разомлевшее от духоты. Красота.

Аркадий не раз ловил себя на том, что он невольно наблюдает за жизнью пионеров и их воспитателей.

Вот костер у вожатых. Ребята декламировали: «Красное знамя — знамя свободы, равенства, братства, любви». А то, что красное знамя — знамя диктатуры пролетариата, так это устроителям костра невдомек.

Записал эти и некоторые соображения в свой дневник. Пригодятся. Старая привычка газетчика — записывать впечатления, которые вроде бы и не нужны пока для новой книги.

Спасаясь от жары под ветвями болотного кипариса, сидели пионеры. Увидев Гайдара, они замахали руками, приглашая к себе.

— Как живете, народ?

— Хорошо. Даже лучше, чем хорошо.

Гайдар поглядел на ноги: мальчики и девочки обуты в сандалии и белые носочки, нахмурился.

— Вот смотрю я на вас, народ вы хороший, все будто здоровые люди, а ходить по земле не умеете.

— Умеем! — возразили ребята.

— Как же умеете, если ноги у вас завернуты в вату? А по земле и босиком придется бегать. А ваша армия будто в госпитале.

— Не разрешают доктора босиком-то, — сказал веснушчатый пионер. — Говорят, ноги наколете, пораните.

— А начальство как думает? — повернулся Гайдар к подошедшему начальнику лагеря. — Как оно солдат думает готовить? Можно им без сандалий бегать?

— Им лучше знать, Аркадий Петрович. Если не боятся, думаю, можно, — ответил начальник.

— А чего бояться? Ногу поцарапают — йодом смажете. Найдется такое снадобье? А пионеры — народ храбрый, что им царапины. Ведь верно, ребята?

— Верно, Аркадий Петрович. Даже очень верно, — закричали пионеры.

— Тогда все в порядке. Вон и начальник говорит, что йоду у него сколько угодно.

С того времени пионеры стали ходить разутыми, конечно, когда не холодно.

Аркадий любил бродить по парку и наблюдать за ребятами, когда они свободно проводили время без старших.

Однажды он шел по дорожке парка Виннера. В беседке, переоборудованной из часовни, группа пионеров о чем-то спорила. Гайдар на цыпочках подошел к беседке и встал так, чтобы ребята не могли его видеть.

— Это, может быть, на самом деле было?!

— Фантазия, — отвечал другой голос.

Когда страсти ребят разгорелись и спорщики стали громко шуметь, Гайдар вышел из укрытия и спокойно спросил:

— Вы чего не поделили, ребята, может, я помогу вам?

— Это Вовка говорит, что невидимка был, а я ему объясняю — фантазия… это писатель выдумал, — пояснил паренек с живыми глазами.

Аркадий Петрович серьезно, будто не понял, о чем спорят, спросил:

— А что — интересная книжка?

Ребята стали рассказывать:

— Уэллс пишет, что инженер изобрел краску. Если ей покрасить что-нибудь, то оно станет невидимым, как все равно его нет, — объяснял один.

— Не краску, а жидкость, — поправил его другой.

— Если сделать укол и ввести эту жидкость человеку, то его не будет видно — человек этот станет невидимкой, — добавил третий пионер. — Только нас не обманешь, ведь мы не маленькие — понимаем.

— А что же вы понимаете?

— Как же! Ведь невидимку застрелили, когда он бежал раздетый. По следам на снегу.

— Ну и что? — спросил Гайдар.

— Но человек ведь ест, а если человек ест хлеб или еще что-нибудь…

— Например, пирожное, — подсказал Гайдар.

— Ну хоть пирожное. Его ведь внутри все равно будет видно, ведь оно не окрашено жидкостью.

— Да, пожалуй, вы, ребята, правильно говорите, — задумчиво сказал Гайдар. — Молодцы! А писатель об этом не подумал.

— Пусть бы он нас спросил, тогда мы бы ему сказали.

— Да, с читателями всегда нужно советоваться, — улыбнулся Гайдар.

Пока маленький Тимур играл и развлекался с пионерами, Гайдар писал новую повесть.

Отрывок из повести он уже читал пионерам. Это будет книга о маленьких жителях глухого разъезда №216 — хороших и забавных людях Петьке и Ваське. Они, как и он в детстве, живут мечтой о «дальних странах», хотят увидеть большие города, красивые вокзалы, огромные заводы. Жизнь идет, и на тихом глухом разъезде начинается большое строительство, в селе организуется колхоз.

Тихий лесной разъезд №216 превращается в станцию Крылья самолета и на глазах ребят становится прекрасной страной, совсем не похожей на ту глухомань, какая была здесь. Петька и Васька убеждаются, что в выдуманные ими «дальние страны» не надо ехать и что они совсем рядом.

Сам Гайдар остался доволен новой повестью: она получилась такой, как он ее задумал, и когда «Дальние страны» вышли из печати, их хвалили. Ну что ж, и очень хорошо, если хвалят. Только о чем писать еще? Куда ехать? Ведь он уже, пожалуй, исколесил и обходил всю Советскую страну вдоль и поперек.

И тут на него свалилась новая беда. Семья Гайдара распалась. Маленький Тимуренок остался с матерью.

Гайдар тяжело переживал уход жены, тосковал, и друзья посоветовали ему уехать подальше, чтобы утихла боль от измены близкого человека. И он поехал далеко-далеко — на самый Дальний Восток.

Как раз в Хабаровске, в газете «Тихоокеанская звезда», в то время собралось несколько человек, которые раньше работали в Архангельске в «Правде Севера». Вскоре сюда приехал и Гайдар — и сразу же принялся за дело.

В редакции работал Витя Королев — шестнадцатилетний паренек, и как только Витя узнал, что приехал „живой писатель, да еще автор «Школы»“, он сразу же стал добровольным адъютантом Гайдара.

Витя был влюблен в Аркадия Петровича и потому всех тех, кто не читал повесть «Школа», считал если не личными своими врагами, то, во всяком случае, людьми ужасно отсталыми.

Гайдар крепко подружился с Витей, рассказывал ему о Тимуре. Где бы ни привелось быть Гайдару — в лесах на границе Маньчжурии, на берегах озера Ханка, покрытого зеркальным льдом, во Владивостоке и на Сучане, в штормовом море и на перевале Сихотэ-Алинь — всюду перед глазами стоял ярко освещенный Северный вокзал, транссибирский поезд «Москва — Владивосток». Потом гудок. И сквозь толстое стекло на перроне самый хороший товарищ — Тимур, его маленький командир. Тимур улыбается и поднимает руку, отдавая прощальный салют…

Да, он часто вспоминал своего дорогого Тимуренка, Лилю. Вспоминалась Пермь, голубой дом, Лиля — девчонка в ярком сарафане, потом веселая свадьба с песнями в редакции «Звезда». Потом Архангельск — северный город с удивительным свечением весенних зорь, когда закаты, не затухая, сливаются с восходами. И Севастополь. И голос Тимура: «Папка! Ну что ты все молчишь? То говорил, а то молчишь? Ну, папочка…»